Прощай, Ариана Ваэджа!

Санкт-Петербург Кондратьева и радовал, и огорчал. Огромным счастьем было отлежаться в глубокой ванне с теплой водой, слегка сдобренной душистой солью. Так хотелось смыть с себя всю эту грязь! И не только ту, что засорила поры на коже, но и ту, что легла тяжелым осадком на душе. Так хотелось почистить ногти! После такой поездки даже не видно, что когда-то были отполированными. Какой там! Когда под ними — грязь! Так что великим счастьем стало для него долгое отпаривание и тщательная «чистка перышек».

О плохом — пока не думать! Так он настраивал себя, чтобы стать прежним франтом и произвести на Веру… да, волнующее впечатление. И только потом, да, пусть это будет гораздо позже — встреча с профессором Иностранцевым. Тем более, что тому все уже давно известно, Павел ему уже пару раз позвонил. Так что никаких неожиданностей не будет — типа инфаркта или же онемения челюсти в лучшем случае. Профессор уже перебесился, небось, так что молний гнева не должен извергать.

Павел долго разглядывал себя в настенном зеркале. Не появились ли сединки на висках? Кажется, пока нет. А как насчет волосинок в ноздрях? Эта тема всегда его волновала. Часто казалось, что они у него особенно длинные. Чтобы увидеть себя со стороны, специально очень близко подходил к знакомым и чуть ли не заглядывал в ноздри. Вроде бы не так уж и заметно. И тогда успокаивался.

После теплой ванны кожа лица разгладилась, посвежела, а на щеках появился румянец.

Оставшись довольным своим отражением, он прошел в гостиную и сел в кресло возле телефонного аппарата. Да, нужно позвонить Вере. Она ведь еще не знает о его приезде.

К телефону долго никто не подходил, и Павел уж подумал, что в доме никого нет, когда услышал ее чуть взволнованный голос:

— Слушаю!

— Верочка! Это я! — он старался говорить как можно беззаботнее, чтобы не вызвать у нее подозрения о каких-либо неприятностях.

— Павел? Вот не ожидала!

— Чего именно? Что это я позвоню?

— Не ожидала тебя услышать так быстро, — поправилась она. — Я ведь думала, что ты еще в экспедиции… Мы попрощались до начала учебного года…

— Да, нас отозвали… Так что вернулся раньше. Ты ведь знаешь, сколько у меня еще будет бумажной работы! На весь август хватит! А сколько всяких лабораторных исследований!

— Да, поняла! — ее звонкий голосок на другом конце провода показался ему беспечным и даже… немного раскованным. Созвучным с первыми аккордами «Весны священной». И в голову ударил хмель.

— Вера! Дорогая! Я ведь к тебе в гости собрался…

— Павел! — перебила его она. — Я не готова с тобой сегодня встретиться! И… вообще — в ближайшее время!

— Нет! Ты не так поняла меня, Вера! Я ведь не просто встретиться, я… короче, я уже сделал тебе предложение, и ты ведь согласилась!

— Это было в каком-то сне, Павел! Я была сама не своя, понимаешь?

— Теперь — не понимаю! То вешаешься на шею…

— Как это?

— Ты ведь сама ко мне пришла, помнишь? И сама…

— А-а-а… ты об этом… — Вера замолчала. — Забудь, Павел!

— Как это «забудь»? У нас с тобой самые серьезные отношения!

— Нет, Павел, ну нет же!

— Подожди! — его осенило. — Так у тебя серьезные отношения с другим?

— Да.

— Не с ним ли?

— С ним…

Теперь замолчал Павел. Сказать ей или повременить? Нет, лучше сейчас. Нужно увидеть ее реакцию.

— А ты знаешь, Верочка… Арбенин до сих пор не нашелся?

— Как? — насторожилась она.

— Все трое не вернулись. И знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что сбежали из экспедиции! И что, думаешь, предшествовало такому поступку? Он украл у меня ценный камень!

— Как украл?

— Этот камень мы нашли в его комнате, так что все свидетели…

Вера молчала. Не слышно было даже ее дыхания.

— Верочка! Ты мне веришь?

— Нет! — решительно произнесла она и положила трубку.

Павел стиснул зубы. Такого плевка он не ожидал. Может, действительно вернулся раньше положенного? Но… разве любовь подчиняется регламентам? Тогда… что? Тогда — этот Арбенин должен сполна получить от него!

Глава 28

Письмо от Николая Вера перечитывала каждый день. Она отлично помнила о том, что провожала его в розовом платье, поэтому вечерами надевала именно его, садилась в кресло-качалку и закрывала глаза… разглаживала мягкие складки на коленях и представляла, как его ладонь ложится на ее плечо…

Вот эти строчки: «На сердце — тревога, как будто впереди — что-то ужасное! Боюсь ли я этого? Не знаю. Но — чувствую приближение неизбежности…» она шептала наизусть, а когда открывала глаза, то видела перед собой все ту же красную розу с капельками крови на кинжале. Ее взгляд натыкался на острие холодного оружия и по спине пробегали мурашки. И почему именно эту картину повесила она в своей спальне, когда в доме еще их пять, нет, шесть?

Диковинные видения перестали посещать, но иногда так хотелось вновь наблюдать, как ромбы и квадраты натюрморта выстраиваются в отвесную скалу, а потом с шумом падают. Она даже тосковала по этим видениям, как озорная девочка, не наигравшаяся в прятки. Кто его знает, может, в рухнувшей скале на картине и заключался какой-то знак? Или… или событие, о котором ее информировали, уже случилось?