Прощай, Ариана Ваэджа!

— Да. Тебе, — спокойно ответил тот и устроился поудобнее на своей лежанке. — А что эт я стою у твоих ног? Так заговорился…

— Так почему именно мне? — переспросил Сибирцев, чувствуя, как дед уходит от темы.

— Потому как он соспешествует путешественникам, а ты, мил человек, оным и будешь… Пришел с котомкой… — дед кивнул в сторону вещмешков, что притулились у стены. — Да еще и не с одной! Так же? А Святой Христофор-то сколь людей перевез на своей спине! Ой-ё-ёй! И ведь — через воду! Эт как я тебя тащил! И еще я тебе скажу Ваня…

Дед призадумался, вроде свое что вспомнил, и перешел на шепот:

— Кто верит в этого святого, тот… не загнется никогда в чужих краях-то! Как ни болел бы… Ты понял меня, сынок?

— Как не понять! — воскликнул тот и испугался своего громкого голоса.

Старик тяжело вздохнул:

— Ладно… Я тебе сказал… а ты сам смотри… Да! Коль не был в Никольской церкви, то и Богоявленскую, небось, не видел? Она, конечно, поскромнее будет, без особых там… закрас… Но есть в ней, Ваня, очень важная вещь… Гробница с чем? А-а-а, не знаешь! И это — главная святыня Ныроба! Что пялишься-то! Вижу по глазам — что был в Ныробе — что не был — один…

Сибирцев молчал. Надо же, так захлестнула их эта экспедиция, что некогда было не только по сторонам, но и под носом посмотреть.

— Ладно уж… — снисходительно проговорил старик Архип. — Главная наша святыня — цепи Михаила Никитича Романова, дяди будущего царя Михаила Федоровича!

— Неужели? Да, слыхал, что в этих местах нашел он свою смерть… Но ведь гробницы-то здесь и в помине не было, его тело сразу… выдолбили из мерзлой земли да увезли…

— Может, и увезли, — не сдавался старик, — но ведь люди-то верят в то, что здесь он лежал… Так что все равно — если могилки не было — яма, где он смерть свою нашел, сохранилась. И на ее месте церковь поставили, не эту, Никольскую, а другую — Богоявленскую…

Сибирцев покосился на деда и спросил уже вполголоса:

— Так ты о боярине Романове печешься?

— Да хошь о нем?

— А что так? Почитаешь его или… кто из родичей твоих был с ним знаком?

— Как хошь, так и думай!

— Да ладно, дед… я ведь ничего такого не сказал… Чем же задел тебя?

— Сказал ты — в Ныробе народ невеселый, а с чего ему веселиться-то, когда сгноили в яме такого человека!

Старик, до этого прогуливающийся по комнате туда-сюда, словно заведенный, присел на краешек самодельной кровати и стащил с головы шляпу, которую снимал разве когда спать ложился. Провел пятерней по седым взъерошенным волосам, приглаживая их, сделал паузу, а потом добавил:

— Церковь Никольскую в честь боярина Романова строили и не мастера, а слуги Божии…

— Как это?

— Да так! Потому никто не помнит этих мастеров и сказать не может, сколь они за свою работу взяли. А у смертных людей всегда отчеты есть по деньгам… Да какой по деньгам? Даже по времени никто тебе не скажет, когда церковь-то появилась…

— Как это не скажет? — переспросил Сибирцев.

— Говорю тебе — слуги Божии ее строили — так не веришь… Переоделись в мастеров, спустились с небес да начали фундамент класть… Утром народ просыпается — ан нет фундамента…. Ночью опять они спустились, уже стены начали ставить… А наутро и стен опять не видать!

— Да что ж за стены такие, неужель невидимыми были? — не удержался, спросил Иван Викторович.

— Нет, под землю уходили… Так вот, слухай дальше… И когда золотые маковки уже появились с крестами святыми… тогда… в один день и вышел храм из земли… Народ много денег собрал для мастеров, но те их не взяли: как появились в один миг, так в один миг и исчезли…

— А почему так они поступили — великолепие построили именно здесь, да еще и бесплатно?

— Потому что земля здесь окроплена кровью великомученика боярина Михаила Никитича Романова… Эт как же мог Бориска Годунов обвинить его в колдовстве да сослать сюда, в глухомань… да сковать кандалами и — в яму, и чтобы голодом морить…

— Никак, твои родичи ему помогали? — осенило Сибирцева.

Дед усмехнулся и только головой покачал:

— Сколь раз втихаря кусок хлеба да мяса бросали… Да что с того? Все равно помер боярин… Как можно почивать в яме в студеный мороз да почти без еды-питья? — старик тяжело вздохнул и снова пригладил седину. — И только уж после Бориски-то, приехали в Ныроб именитые гости да благодарили народ за помочь боярину. Сказали, отменят все налоги. Да так и сделали! Только никто этому не радовался, все в печали были за Романова… И уж три века как в печали…

Старик замолчал, видимо, вспомнил еще и личное. То, о чем еще не успел своему гостю рассказать.

— Ты скажи, Ваня… — поднял голову старик. — Бывал ведь в разных местах… А вот видел ли церковь краше нашей Никольской?

«Хороша церковь! — подумал про себя Сибирцев. — Великолепие несомненное… Но есть ведь и в Санкт-Петербурге…» А вслух произнес:

— Нет, краше не видел!

— Вот и я тебе об этом толкую, милок…

— Архип Пантелеевич, а что ты знаешь еще о здешних местах? Ты ведь давно здесь живешь, да и отец твой, и дед, и прадед…

— Эт смотря что! В чем интерес-то твой, Ванек?