Прощай, Ариана Ваэджа!

— Вот и еще одна ночь наступила… — задумчиво произнес местный историк Потапенко, — а нашу «горькую троицу» так и не нашли…

Он доскреб остатки каши из котелка, по-солдатски облизал ложку и положил ее в нагрудный карман. Отточенные движения выдавали опыт армейской службы.

— Так уж — «горькую»? — возразил биолог Борисов.

Немногословный на протяжении всей экспедиции, он, однако, и в этой сдержанности проявлял качества интеллигента. Прежде чем что-то произнести, тщательно взвешивал суждения и подбирал слова, не проявлял в споре горячности, но если уж имел мнение, то — настойчиво отстаивал его.

— «Горькую» — не значит смертельную! — возразил Потапенко. — Я говорю о горькой судьбе, а это еще ничего не значит…

— А я думал, вы уже и похоронили их… — Борисов перебирал содержимое своего вещмешка, внимательно разглядывая что-то там.

— Тихон Павлович — окликнул его географ Скорожитовский. — Что вы там прячете? Покажите…

— Ничего не прячу… — пробормотал тот. — Смотрю, сколько провианта осталось… Чтобы знать наверняка, когда зубы нужно положить на полку…

— Не беспокойтесь, завтра должен приехать Кондратьев, — успокоил его Скорожитовский. — Так что будем знать, в какую сторону двигаться. Может — в Санкт-Петербург, а может, в Пермь…

— И что же вы не допускаете варианта, что продолжим поиски Арбенина с его коллегами?

Борисов явно был не в настроении. Весь вечер цеплялся к словам.

— Да-да! Леонтий Иванович! Я к вам обращаюсь! — биолог отодвинул от себя вещмешок и смотрел на Скорожитовского проницательными синими глазами через маленькие круглые очки.

— Ну почему же… — невозмутимо ответил тот. — Я еще не договорил фразу… Конечно же, поиски нужны… Только вот сколько времени будем этим заниматься? Первоначально перед нами стояла совершенно другая задача…

— Обстоятельства меняются… — самую обычную на слух фразу Борисов произнес с особым раздражением в голосе.

— Не будем, господа, ругаться! — Потапенко попытался снять напряжение. — Вижу, устали. Давайте отдыхать, а утром пройдем к водопаду по старой галерее, по которой шли мы с вами, а не Арбенин…

— Странно! И для чего это? — чуть спокойнее, но все равно с нотками возражения высказал свою мысль биолог.

— Знаете, Тихон Павлович! Мне постоянно кажется, что именно в этом переходе и кроется какая-то тайна… — Потапенко заговорил тише, как будто бы боялся, что его услышит кто-то посторонний.

— О какой тайне может идти речь, когда мы по этой галерее уже прошли? Да и вообще… налицо — несчастный случай, а вы туман нагоняете! — резко осадил его Скорожитовский.

— В том-то и дело, что прошли до того, как это — случилось, поэтому и не особенно-то по сторонам глядели… А сейчас нужно посмотреть на то же самое с другого ракурса…

Будто в подтверждение мистического налета на словах Потапенко недалеко от широкого входа в грот послышались токующие звуки: «тэкэ, тэкэ, тэкэ…», а следом за ними — «дзззэ, дззззии…». Словно кто-то прошелся ножом по металлу.

— Странная птица… Похоже, глухарь… — заметил биолог Борисов. — Если глухарь, то обычно рано утром кричит…

— Какая разница — ночью или утром? — пробурчал Скорожитовский.

— Господа! Хватит вам попрекаться! Если уж не спится, давайте ответим себе на один вопрос: что можно сделать и для продолжения экспедиции, и для спасения своих коллег? Да-да! Я не случайно эти совершенно разные вещи завязал в один узел. С одной стороны я не являюсь участником этой экспедиции… но ведь с другой — я местный краевед и не меньше вас, а то и больше, заинтересован в исследовании здешних мест…

— Да, вы правы, Федор Алексеевич, — вздохнул Скорожитовский на правах старшего в отсутствие Кондратьева, — экспедицию нельзя останавливать ни по каким причинам. Но что можем сделать мы?

Он поставил акцент на последнем слове, подчеркивая тем самым мизерность личного местоимения по сравнению с глобальной задачей, например, найти следы древней цивилизации.

— Почему же? «Мы» — это много, — мягко, по-отечески, возразил Потапенко. — Я, например, давно занимаюсь исследованиями и с уверенностью могу сказать: Южный Урал издревле служил своего рода коридором, по которому в далеком прошлом осуществлялось «великое переселение народов»…

— Ну… — потянул Скорожитовский. — Это пока лишь домыслы да догадки!

— Так на них-то и строятся научные версии! И я вас еще раз заверяю о том, что это «великое переселение» было не единственным! Волны миграции могли проходить здесь несколько раз, но вот точно — где-то… в четвертом-шестом веках до нашей эры… Только вот ответьте мне на вопрос, вы ведь ученые: а откуда шли эти волны? А главное — почему?

Он пробежал взглядом по задумчивым лицам Скорожитовского и Борисова и продолжил:

— Загадок, конечно, много, но одно не вызывает сомнения: если люди бежали с насиженных мест, значит, что-то резко там поменялось… Может, климат… а может — и катастрофа случилась… скажем, мощное извержение вулкана или землетрясение, или — потоп, а может, и земля сдвинулась с оси…

— О-о-о… — едва не простонал Борисов.