— В чем дело, сержант? — невинно спросил Ишакин и приподнял жидкие брони, словно бы он и в самом деле не понимал, о чем идет разговор. Андреев ничего не сказал, но понимающе усмехнулся, — мол, кого хочешь провести, друг Ишакин? И тот будто враз догадался, даже с досадой воскликнул:
— О, бог ты мой! Ремень!
— Я же знал, что ты сообразительный, — насмешливо заметил Андреев.
— Сержант, режь меня на пайки — забыл. А я-то не мог дошурупить — причем здесь Устав.
— Теперь дошурупил?
— Сержант, можешь не беспокоиться — кругом будет тихо.
И опоясался ремнем, как было положено — поверх шинели.
Шли молча. В лесу сгущалась ночь. Установилась гулкая сторожкая тишина. Качанов не ко времени вспомнил анекдот. Марков его осадил:
— Теперь главное — тишина.
Курнышев не раз говорил бойцам — в боевой обстановке организм человека должен быть всегда в мобилизационной готовности и моментально реагировать на любую неожиданность. Вот такая готовность охватила и Григория.
Ни одна мелочь не ускользала от его внимания — где-то хрустнул сучок, кто-то впереди шепчется, по земле передается какой-то далекий слабый гул.
Ясный шепот впереди:
— Где тут парашютисты?
Отозвался голос Васенева, он чуть надтреснут от напряжения.
— Здесь.
— Ищу сержанта.
Васенев ответил, что сержант идет за ним. Андреев подал свой голос. Сбоку бесшумно пристроился партизан, трудно в темноте разглядеть, кто он такой. Григорий всматривается искоса в рядом идущего партизана и вдруг догадывается: Федя-разведчик! Сам пришел. Федя спросил:
— Ты будешь сержант?
— Я.
— Анюта говорила, что ты меня искал.
— Да. Тебя зовут Феликсом?
— Феликсом, — несколько озадаченно ответил Сташевский. В отряде мало кто знал его настоящее имя, а этот сержант только появился и уже знает. Поэтому и не смог скрыть удивления. Григорий обрадовался. Да, это тот самый Феликс Сташевский, ныне знаменитый в отряде Давыдова Федя-разведчик. Спросил, чтоб окончательно рассеять сомнение:
— Тот Феликс, который был в отряде Анжерова?
— Тот, — еще больше удивился Федя и спохватился: — Погоди, ты чего меня допрашиваешь? Сам кто будешь?
Идущие сзади прибавили шаг, чтоб не пропустить ни одного слава — разговор велся вполголоса. Передние, наоборот, сбавили шаг, им тоже любопытно было послушать интересный разговор. Качанов даже из строя вышел, чтоб взглянуть на партизанского дружка сержанта. Но Васенев сердито, как гусь, зашипел на него, и Мишка вернулся на место.
Усач Рягузов тихо спросил Ваню Маркова:
— У Федора, похоже, приятель объявился среди новеньких?
— Похоже, — ответил Марков.
Возле сержанта и Сташевского грозила образоваться пробка. Марков хотел вмешаться, но его опередил Федя. По-командирски уверенно, с металлической ноткой вполголоса попросил:
— Не задерживайте движение, товарищи!
Ого, у Феди — металлическая нотка!
Передние зашагали быстрее. Сташевский тронул сержанта за рукав шинели:
— Ну, ты все-таки кто?
— Андреев.
— К-кто? — поперхнулся Федя и тут же, взяв себя в руки, сказал: — А ну, выйдем.
Они выбрались из строя. Молчаливая цепочка партизан поплыла мимо. Сташевский вытягивал шею, стараясь лучше рассмотреть лицо сержанта, но было очень темно.
— Постой, постой, — торопливо шептал он. — Говоришь, Григорий Андреев? Политрук, да?
— Да, сержант Андреев!
— Слушай, не может быть, — не сдавался Сташевский, поправляя без нужды за спиной автомат. — Тот Андреев — комиссар!
— А я, по-твоему, какой Андреев?
— Не знаю, не знаю, — поспешил спрятаться от вопроса Федя-разведчик. Он зачем-то обошел вокруг сержанта, словно вокруг телеграфного столба. Узнать не мог. Чиркнуть бы спичку или засветить фонарик — нельзя! Ничто не должно выдавать движение отряда. Нарушителю от Давыдова придется солоно, если даже им будет Федя-разведчик.
Рядом шуршали шаги партизан. Силуэты людей сливались с темным лесом и чуть различались. Скоро покажутся замыкающие, а сержант и разведчик неловко топчутся на месте. Сташевский никак не может определить, как же ему правильнее себя вести. Григорий с горечью понимает его и идет на выручку:
— Ладно, брось мучиться. Пойдем догонять своих.
— Я отпросился на десять минут. Спешу на задание. Вернусь — поговорим.
— Поговорим, — насмешливо отозвался Григорий. — Если будет о чем.
— Будет, — обиделся Федя.
Андреев обрадовался, когда услышал, что его ищет Федя, растрогал вырвавшийся невольно испуганно-радостный вопрос: «К-кто?» Но чем дальше, тем сильнее раздражала подозрительность Сташевского. Странно, как будто кто-то другой мог назваться так открыто и прямо моим именем. Он же лично меня знает, а я его. Так настоящие друзья не встречаются. А почему ты решил, что Феликс был другом? В Беловежской пуще ты был сильным и нужным человеком, потому Феликс тянулся к тебе. Теперь он стал сильным и независимым и обходится прекрасно без тебя. Все правильно, такова жизнь. От нее никуда не спрячешься.
Григорий догнал своих. Качанов спросил:
— Кореша встретил, сержант?
— Нет, одного шапочного знакомого, — ответил Андреев. И правда, таких знакомых у него был целый анжеровский отряд, а друг всего один — Петька Игонин.