Прорыв

— Если вы знаете, что оттуда можно выбраться, то почему Тана не пустили?

— Ну… а вдруг я не все о них помню?…

— А где это вы видели такие ловушки?

Женщина вскочила с сиденья и прижала руки к груди.

— Я их нигде не видела! Я просто сейчас о них вспомнила! Понимаете? Я прошла несколько курсов психотерапии, чтобы заблокировать все эти воспоминания, они мне просто жить не давали! Эта постоянная каша в голове!.. А сейчас что-то вновь всплыло… По-моему, его реклама не соответствует действительности!

— Чья реклама? — Силва уже отчетливо начал ощущать на себе, что такое «каша в голове».

— Этого Ванника, психотерапевта! — пояснила Маркасса. — Он гарантировал, что ничего больше не прорвется, такие деньги взял…

Сын, приоткрыв рот, снизу вверх глядел на нее с пола. Спиноза помалкивал. Дарий беспомощно глотал воздух.

— Вы таких ловушек не видели, но помните, — наконец сказал он. — Вы что, о них читали?

— Да нет же! — с досадой воскликнула Маркасса. — Я о них помнила! Кто-то из моих предков их видел, вот и все!

— Ах, вот в чем дело, — подал голос супертанк. — Вы обладаете памятью предков.

— Ну, да! — энергично кивнула госпожа Диони. — Я уже полчаса об этом твержу. Пока Танчик был рядом, забот хватало, и память помалкивала… А когда осталась одна… особенно по вечерам, дома… просто голова раскалывалась… То одно вспомнится, то другое, и я уже путать начала, где мое, а где бабушкино-дедушкино-прадедушкино… Вот и пошла к этому Ваннику…

— Насколько мне известно, фрагменты памяти предков прослеживаются у фандангов… — начал Спиноза, но Маркасса не дала ему договорить.

— Я не из фандангов, — мотнула она головой. — Наш народ называет себя пандигиями, и, насколько я могу судить, мы гораздо древней других народов. И жили раньше, опять же, насколько я могу судить, не на Яблочке, а в каких-то других местах. И умений у прежних пандигиев было гораздо больше, чем у нынешних… Не знаю, каков уровень чистоты моей крови, но, думаю, от пандигиев там и половины не осталось… А у Танчика и того меньше — отец-то его не из пандигиев… Потому и каких-то особых умений у моего сына нет. И памяти предков, по-моему, тоже нет… А еще от настоящих пандигиев как-то особенно пахнет. Не плохо или хорошо, а именно по-своему…

Дарий принюхался и сказал:

— Что-то я не чувствую…

— И не почувствуете, — улыбнулась Маркасса и снова села. — Я же говорю: я далеко не чистокровная, и, к тому же, пользуюсь парфюмерией. А Танчик уже почти совсем в отца… Если, когда он был маленький, что-то и чувствовалось, то потом вообще выветрилось… Да и кто сейчас может считать себя чистокровным? Разве что где-нибудь на краю Галактики, в джунглях каких-нибудь… или в горах…

Тангейзер поднялся с пола и буквально навис над матерью.

— А почему я ничего об этом не знал? Почему ты мне никогда не говорила о пандигиях, о памяти предков? Ну, об отце слышал… — танкист мрачно сверкнул глазами. — Он бросил тебя, когда я еще не родился…

— Он меня не бросал, — вздохнула Маркасса. — Бросают того, с кем живешь. А он и не жил со мной… Так, случайная связь… Курортный роман с шестнадцатилетней девчонкой… Продолжать его твой отец не захотел. И о твоем существовании и понятия не имеет.

— Да, ты говорила, — угрюмо кивнул Тангейзер.

— Я и о другом тебе говорила. — Маркасса погладила его по руке. — О пандигиях, о наших родственниках… Но разве мальчишки слушают и запоминают то, о чем говорят им мамы? У мальчишек другие заботы… — Она повернулась к молча слушающему их Дарию: — А вот для всех родственников я умерла после этого курортного романа… когда сказала, что беременна… Аборт я делать не собиралась и просто ушла из дому… — Маркасса вновь вздохнула. — Пришлось даже законсервировать беременность, пока работу не подыскала… У меня же никакого образования, кроме школьного, не было, это я уже потом всякие курсы посещала. В общем, много чего пережила… Осуждать их не могу — традиции у пандигиев незыблемы, и для меня моя родня не стала делать исключения. — Она улыбнулась и потрепала сына по голове: — А мы устроились на новом месте, выросли, выучились, поработали на разных работах, пошли служить в армию, не выполнили приказ и загремели на пять лет без права общения! Вот такие мы молодцы…

— Да ладно, ма! — буркнул Тангейзер. — Зато впечатлений таких набрался, какими далеко не каждый похвастаться может.

«А стоят ли они того, чтобы ими хвастаться?» — подумал Силва, но промолчал. За эти минуты он узнал о своем напарнике больше, чем за все время общения с ним на Пятке.

— Теперь понятно, почему мне иногда такая хрень снится, что обалдеть можно, — продолжал Тангейзер. — Если сквозь стенки, как ты, ма, пролезать и не могу, то какие-то обрывки памяти предков сохранил. Может, когда-нибудь в кино себя попробую, сценаристом-режиссером… Такие картинки порой видятся… Я-то думал, это у меня что-то с головой, не говорил никому, а то выпрут под зад из армии… Выходит, здесь, — он кивнул на экран, — наши с тобой предки пошуровали, ма…

— Выходит, так, сынок.