Проруха

— Точно не знаю, — ответил Юрочка, — но не удивлюсь, если масоны обжились и здесь. У нас вообще много чего есть. Недавно я, например, случайно узнал о существовании в городе некоего сообщества драчунов. Они тусуются на плешке в районе улицы Красной. У кого чешутся кулаки, может прийти туда и выбрать противника для честного поединка. Лет сто назад там был сосновый бор, к которому примыкали Комаровские болота. Так вот, как раз на месте теперешней плешки была большая поляна, которую для дуэлей облюбовали минские шляхтичи. Вот откуда у нынешних «драчунов» ноги растут. Есть у нас и свой дом с привидениями. На Интернациональной. Соответственно, существует и группа, так сказать, натуралистов, которые с ними общаются.

— Юра, с некоторых пор ты начал подавать большие надежды, — расплылся в улыбке Прищепкин. — В расследовании я впервые решился использовать не твои ноги и глаза, а ум. Молодец. Теперь послушаем Холодинца.

Но Сергуне, увы и ах, рассказывать оказалось нечего. У прокуратуры действительно имелся некоторый опыт сотрудничества с ясновидцами и всякого рода экстрасенсами. Но никаких контактов с Копчиком у нее зафиксировано не было.

Что же касается оценки этого опыта, то она неоднозначна. Были случаи, когда следствие убеждалось в том, что ясновидящие видели что–то из другой оперы, попросту галлюцинировали. Была помощь и существенная. Например, в нашумевшем деле с каннибализмом, когда два алкаша закусили третьим. Ведь дочь съеденного гражданина, прежде чем в ментовку заявление об исчезновении относить, к знакомой экстрасенше обратилась: где, мол, папаша–то? И та совершенно конкретно ответила: часть Федоровича в кастрюле, часть на сковородке, но его старое, израненное прыжками цен на водку и «несправедливыми» нападками близких сердце — в холодильнике. А разделали его на составные части друзья–собутыльники, один из которых прибыл в Минск из виноградных, теплых краев, ростом маленький, чернявый и с подбитым правым глазом, другой — ростом с каланчу, хромой и с подбитым левым глазом. Дочка сразу–то дружка папашиного Леку из Молдовы и припомнила. Опера навострила. Тот на малину к ним нагрянул и сразу — к холодильнику. А там сердце человеческое с двумя рубцами. Первый, наверное, образовался, когда цену на водку — в семьдесят втором году? — с двух рублей восьмидесяти семи копеек увеличили до трех шестидесяти двух; второй, когда подняли еще до четырех двенадцати. Между прочим, с огнем играл Леонид Ильич. Любое унижение, войну, ГУЛАГ народ вынести смог, но повышение цен на водку… Не будет преувеличением сказать, что до государственного переворота оставались считанные рубли. И Сергуня тут же разразился стихом:

Пили, пьем и пить не бросим.

Даже если и по восемь.

Передайте Ильичу: нам и десять по плечу.

Ну а если будет больше, будет то, что было в Польше.

А в середине восьмидесятых в Польше, вернулся Сергуня к прозе, образовался независимый профсоюз «Солидарность», которым встал коммунякам…

— Сергуня, что–то ты растрепался сегодня, — поморщился Прищепкин. — Ну какое нам дело до «Солидарности», а? Если ничего существенного не накопал, зачем лапшу вешаешь?

— А ты в другой раз давай задания емче, что ли, — Сергуня даже покраснел от смущения. — Ну не было контактов у милиции с ясновидящим Копчиком. Что мне еще рассказывать?

— Ладно, — вздохнул Георгий Иванович, — некий фронт работ образовался, с сегодняшнего дня ваши задания станут более четкими и достаточно емкими. Будем шерстить все эти общества. Итак, Холодинцу, чтобы, так сказать, выпустить его на оперативный простор, мы поручим общества тайные. Это очень большой кусок работы, поэтому ему будут помогать Арно и Валера. Юрочке мы отдадим тантриков. Шведу поручим работу с рериховцами. Себе я возьму «Человечество. Просвещение. Любовь». Среди всей этой разношерстной публики мы должны, наконец, выявить людей, которые непосредственно знали Копчика, и вытянуть из них как можно больше информации. На сегодня все, кто будет «Аз воздам»?

— Я, пожалуй, — подал голос Холодинец.

— Ах, самоед ты самоед, — Прищепкин душевно похлопал Сергуню по плечу. — Вроде меня.

Объект за бетонным забором в горном баварском местечке Бад — Тельц охраняли целых три спецподразделения. И все разные: СС, СА и СД. У каждого были свои функции. Эсэсовцы несли службу непосредственно в здании лаборатории, СА блюло контрольно–пропускной режим и охраняло все подступы к объекту, СД надзирало за сотрудниками лаборатории уже по месту жительства, то есть в замке барона Брюнинга.