– Я ведь не спрашивал о том, что говорит твоя мама, – перебил ее Джерихо. – Стоит раскрыть любую газету, и легко можно узнать, что говорит твоя мама. Я спросил твое мнение.
Мэйбел принялась помешивать лапшу в своей тарелке. Она ела всего час назад и не успела проголодаться.
– Я была с родителями в бедных кварталах и своими глазами видела, до чего людей доводят нищета и лишения.
– А что ты в таком случае скажешь о бедняке, который вырос и стал великим человеком?
– Всегда существуют исключения из правил.
– А что, если это все заблуждения? Что, если настоящее первородное зло существует? Существовало и будет существовать, как и вечная борьба между добром и злом?
– Ты имеешь в виду бога и дьявола? – Мэйбел покачала головой. – В это я не верю. Я – атеист. Религия – опиум для народа.
– Карл Маркс, – сказал Джерихо. – Опять чужие мысли. Ты веришь в них искренне или просто потому, что ничего другого не слышала?
– Верю, – ответила Мэйбел. – Зло – это совершенно человеческое изобретение. Проблема выбора.
– Джерихо верит в то, что мы обречены бесконечно повторять наше существование. – Эви сказала, выразительно подвигав бровями, чтобы показать свое отношение к этой теории. – Ницше.
– Похоже, не я одна повторяю чужие слова и мысли, – хмыкнула Мэйбел.
Эви замаскировала свой смех кашлем. Посмотрев на Мэйбел, она постучала себя по кончику носа: это был их условный знак.
– О боже! – с наигранной тревогой сказала Эви. – Кажется, я потеряла свой браслет.
– Ничего ты не теряла! – выпалила Мэйбел. Она попыталась пнуть Эви под столом, но по ошибке попала по Джерихо.
– Ай! – сказал он и сердито посмотрел на нее.
– Извини. – Мэйбел в ужасе вытаращила глаза. Она посмотрела на Эви, в ее глазах читалась просьба спасти ситуацию.
– Хотите знать мое мнение обо всем этом деле? Думаю, нам нужно съесть пирога, – объявила Эви и подозвала официанта.
За столом воцарилось напряженное молчание, прерываемое только звуками поглощения пищи. Эви пыталась разболтать Мэйбел, но получалось очень натянуто и принужденно. В итоге на лифте они поднимались уже в полном отчуждении, и каждый следил за стрелкой, считая этажи и надеясь поскорее выбраться оттуда.
Мэйбел вылетела из лифта как ошпаренная, когда на ее этаже открылась дверца.
– Спокойной ночи, – выпалила она, не оборачиваясь, и Эви поняла, что позже услышит все, что Мэйбел о ней думает. Первая фаза операции «Джерихо» была успешно провалена.
Приехав на свой этаж, они увидели записку на двери: «Пошел повидаться с Маллоем. У.Ф.». Это, без сомнения, был дядя Уилл – судя по лаконичности и инициалам. Смяв записку, Эви злобно хлопнула дверью и обожгла взглядом Джерихо, как ни в чем не бывало расположившегося в кресле Уилла с книгой.
Усевшись на диван, она смотрела на него в упор.
– Не обязательно было вести себя так грубо, знаешь ли.
– Я вообще не понимаю, о чем ты сейчас говоришь, – пробубнил он, не поднимая взгляда от книги.
– С Мэйбел! Ты хотя бы мог изобразить вежливость.
– Мне неинтересно ничего изображать. Это все ложь. Ницше говорит…
– Не надо впутывать сюда Ницше. Он умер, а грубость часто бывает причиной внезапной и скорой смерти, – прорычала Эви. – А Мэйбел, кстати, очень умна. Может быть, даже поумнее тебя!
Джерихо соизволил оторваться от своей книжки.
– Родители прижали ее к ногтю. Она даже думает так, как ей велят. Ее слова о обществе, формирующем из детей монстров, – перепевка слов ее матери.
– Так ты, оказывается, слушал!
– Ей нужно развивать собственную точку зрения. Научиться думать за себя, а не просто повторять чужие слова, как попугай.
– А, ты имеешь в виду себя, повторяющего слова дяди Уилла и Ницше? – Эви выдернула книгу у него из рук и швырнула ее на диван.
– Вовсе нет. – Джерихо невозмутимо забрал книгу. – И почему мы в последнее время так много говорим о Мэйбел? Почему она тебе так важна?
– Потому что… – Эви призадумалась. Она ведь не могла сказать этого. Потому что Мэйбел в тебя влюблена. Потому что последние три года она упоминала о тебе в каждом письме. Потому что каждый раз, как ты входишь в комнату, она обмирает и затаивает дыхание. – Потому что она – моя подруга. Никто не смеет грубить моим друзьям! Понял?
Джерихо раздраженно вздохнул.
– С этих пор я буду с ней образцом вежливости и галантности.
– Спасибо. – Эви саркастически присела в книксене. Джерихо даже не посмотрел в ее сторону.
Глава 26
Жизнь и смерть
Вырвав листок из записной книжки, Мемфис гневно смял его и отбросил прочь. Он снова и снова шлифовал стихотворение о своей матери, но слова не шли к нему, и у него уже появились мысли о том, не суждено ли ему провалиться на поэтической стезе так же, как и на целительской.
Ветер шелестел опавшей листвой. Мама умерла в апреле, когда деревья только начинали кутаться в цветы и листья, будто юные девушки, что, наряжаясь, превращаются в блистательных леди. Весной – когда сама идея смерти кажется кощунственной! Мемфис помнил, что его разбудил отец. Его глаза были темны от печали.