Пророки

Гэйб никогда не сказал бы об этом Мемфису, но он давно заметил, что с Исайей что-то не так. И попытка предсказать его судьбу – один из хороших примеров. Мальчик позволил шутке зайти слишком далеко – даже Гэйб поверил, что парнишка и сам напуган. Слишком сильное воображение – вот в чем его проблема.

Раз-два-три. Стук, шаг, шаг.

Опять этот чертов звук! Гэбриэл резко развернулся. Он заметил, что туман вокруг очень сгустился. Даже яркая иллюминация клуба «Вупи» превратилась в размытое свечение.

Не ходи под мостом. Он уже здесь.

Гэйб сильнее затянул воротник. Почему он позволил бреду какого-то мальчишки так выбить его из колеи? Звук его шагов множился эхом. Казалось, что он раздается со всех сторон. Туман стал почти непроницаемым. Как такое возможно? Разве туман может сгуститься за несколько секунд? Он что, уже подошел к реке? Или потерялся? Гэйб не понимал, где находится. Как пройти назад в сторону клубов? Сквозь туман до него донеслось негромкое насвистывание.

– Гэбриэл…

Кто-то позвал его по имени. Он не мог узнать голос.

– Кто здесь?

– Как ангел Гавриил, посланник Божий…

– Мемфис, это ты, что ли? Прекрати сейчас же! – Гэйб оглянулся в поисках какой-нибудь палки, которой можно будет как следует огреть незадачливого шутника, но ничего не нашел.

Не ходи под мостом. Он уже здесь.

Если это была шутка, то Гэйбу не было смешно. Он быстро пошел дальше.

Клочья тумана сгустились, уплотнились, и из них будто материализовался высокий мужчина, в пышной старомодной одежде и с серебряной тростью в руках. Он улыбнулся Гэйбу хищной улыбкой, такой холодной, что Гэйб с трудом устоял на ногах.

– Ангел Гавриил, чья труба расколола небо.

– Если вам нужен трубач, то я занят – уже играю в оркестре Конта Кэрутерса, – сам не зная зачем, сказал Гэйб. Его сердце принялось лихорадочно метаться в грудной клетке, непонятно почему. Скорее всего это какой-то старый уличный повеса, к тому же вдребезги пьяный. Гэйб легко мог бы разобраться с ним, если дело примет неприятный оборот. Так почему же ему настолько не по себе?

Не ходи под мостом. Он уже здесь. Ты умрешь.

– Гавриил, чья труба возвестила о рождении Иоанна Крестителя. И Иисуса Христа. Чей зов возвестит появление Зверя, – продолжил странный человек. Казалось, что вокруг его зрачков горит огонь, и Гэйб понял, что не может отвести взгляд в сторону. – И восьмым жертвоприношением стало приношение ангела, великого посланца, чья божественная музыка упорядочивала сферы небесные и земные, и приветствовала комету в небе. И вот, он заиграл на своей золотой трубе и возвестил о рождении Зверя.

Незнакомец будто стал увеличиваться в размере. Глаза его пламенели адским огнем, а под его кожей что-то оживало. Оно двигалось.

– И сказал Господь – пусть каждый язык поприветствует и восхвалит Змия-искусителя, ибо он есьмь провозвестник высшей справедливости.

Из тумана раздался жуткий хор нечеловеческих голосов, будто рядом разверзлись ворота прямо в преисподнюю.

– Узри меня, Гавриил! Узри меня и изумись!

Гэйб вдруг понял, что онемел. Но то, что перед ним сейчас происходило, все равно было невозможно описать какими-либо словами.

Глава 42 Дом Ноулсов

Газеты сообщали об аресте брата Колла взрывными заголовками. «УБИЙЦА ПОЙМАН! ПРЕСТУПЛЕНИЯ РАСКРЫТЫ! ТЕПЕРЬ ВСЕ В ПОРЯДКЕ!»

Хотя детектив Маллой сделал публичное заявление, что Колл еще не признан виновным и находится под следствием, нью-йоркская общественность сама осудила его и признала виновным. Но, поговорив с Джейкобом Коллом, Эви поняла, что он не знает никаких подробностей убийства Руты Бадовски. Это было очевидно. Казалось, будто он намеренно привлекает внимание к себе, раз уж они вышли на его след.

Эви отправила Мэйбел примирительный подарок: фотографию Джерихо, которая валялась где-то в доме без дела. Она положила ее в конверт вместе с коротенькой запиской «Извини, пирожок. Сможешь ли ты простить свою плохую подругу? Эви».

Мэйбел пришла к ней и крепко стиснула в объятиях. Они поклялись друг другу, что никогда больше не станут ссориться. Эви снова устроила обед на троих вместе с Джерихо, и, когда все расселись за столом, она объявила, что ей ужасно неудобно, но она забыла совершить крайне важный телефонный звонок. Когда Эви вернулась спустя довольно продолжительное время, то парочка была полностью поглощена обсуждением романов Толстого. Это не был фейерверк страсти, но все выглядело вполне пристойно, и Эви сочла это добрым знаком.

Теперь они вдвоем сидели в креслах салона красоты на Пятьдесят седьмой улице, пока парикмахерши приводили в порядок их волосы.

– Как бы ты отнеслась к небольшому приключению? – спросила Эви, перекрикивая шум воды в раковине.

– Какому еще приключению? – крикнула Мэйбел в ответ.

– Ты мне доверяешь или нет?

– Ха!

Разговор пришлось прекратить на то время, пока девочкам сушили волосы полотенцем и сажали их в кресла. Парикмахерши приступили к работе: укладывали волнами локоны Эви и приводили в порядок пышную гриву Мэйбел.