Мощь вдохновения и сила мазка свидетельствуют о том, что "Гамлет" стал выражением какой-то личной трагедии Шекспира, каких-то переживаний поэта в момент написания пьесы. Помимо прочего, в "Гамлете" выражена трагедия актера, который спрашивает себя: какая роль важнее - та, что он играет на сцене, или та, что он исполняет в жизни. Видимо, под влиянием собственного творения поэт задумался и о том, какая часть его жизни реальнее и полнее поэта или человека.
Если Шекспир - сконденсированная действительность, то Гамлет сконденсированный Шекспир. Гамлет - автопсихоанализ Шекспира: "Гамлет есть раскрытие сокровенного смысла шекспировского творчества". Видимо, в жизни Шекспиру часто приходилось вести себя так, как вел Гамлет - отсюда такая проникновенность.
В чем подвиг Гамлета? В р_а_с_к_р_ы_т_и_и с_т_р_а_ш_н_о_й
п_р_а_в_д_ы.
Гамлет - это парадигма, итог культуры и творческая неудача Шекспира одновременно. Итог как очеловечение, неудача - как расчеловечение человека.
В сцене с черепами Гамлет тоже пытается разгадать, что жило в
этих пустых теперь костяных коробках.
Первый череп заставляет его колебаться: может быть, в нем жила
душа политика, пытавшегося обмануть самого Бога, или придворного,
льстиво спрашивающего о здоровье, или, наконец, человека рангом
пониже, ждущего подачки. Глядя в глазницы второго черепа, Гамлет видит
его содержимое с полной ясностью: это ростовщик, отдававший деньги в
рост, человек, живший куплей и продажей. И рука отшвыривает череп. Но
вот третий, встреченный ударом заступа могильщика: это череп
талантливого шута, гайера, чьи шутки осмысляли сумеречную жизнь людей.
Гамлет медлит расстаться с этим третьим ящиком с загадкой. Если
слушаться подсказа интуиции, то нельзя не увидеть в этой замечательной
сцене самого Шекспира, ищущего себя по трем черепам. Потому что
загадка о Шекспире существовала уже и для самого Шекспира. Как и для
всякого мыслящего человека. Потому что мыслить - это и значит
спрашивать себя: кто я?
ПОСЛЕДНИЕ ПЬЕСЫ
- Будь это знаком гения, - сказал он, - гении шли бы по
дешевке в базарный день. Поздние пьесы Шекспира, которыми так
восхищался Ренан, проникнуты иным духом.
- Духом примирения, - шепнул проникновенно
квакер-библиотекарь.
- Не может быть примирения, - сказал Стивен, - если прежде
него не было разрыва.
Джойс
До XX века шекспироведы придерживались той точки зрения, что последние пьесы свидетельствуют об ослаблении творческих сил Великого Барда, утрате глубины характеров и снижении художественных средств. Будто бы это просто развлекательные пьесы, в которых нет ни иносказаний, ни философии, ни символов - в лучшем случае сказки. Стрэчи писал, что самому Шекспиру к этому времени стало скучно. Ему надоели люди, надоела жизнь, надоела драма, надоело практически все, кроме поэзии и поэтической мечты.
Сегодня мы знаем иное: последние пьесы - не слабости, а итоги Бессмертного Уильяма, венец его духовной эволюции, мистический катарсис, очищение, проникновение, постижение последних глубин. Последние пьесы наиболее мифологичны, ибо высшая мудрость - это трансцендентность.
Шекспир, когда ему не удалось увидеть человеческую жизнь, как
четкое, упорядоченное и удовлетворяющее единство, обратился для
передачи своего нового образного постижения жизни к мифу.
Цель мифа - показать то, что не может быть показано с помощью
чисто человеческих ситуаций: его функция - передать в той мере, в
какой это возможно, божественное и человеческое.
Миф - единственный способ проникновения "по ту сторону реальности", в трансцендентность жизни. Удалось ли такое Шекспиру? По мнению Д. Джеймса нет. Он считал, что в попытке создать собственный миф Шекспир, как затем Ките и Вордсворт, потерпел неудачу, ибо это "слишком тяжелая задача для одного ума, даже такого, как шекспировский". Это - не вся правда. Возможно, всеобъемлющий миф не творится в одиночку, но вопрос в другом: свойственно ли Шекспиру мифотворчество? удалось ли ему передать трансцендентную мистику жизни и смерти? проник ли он в последних пьесах "по ту сторону бытия"? Если говорить об эзотерии, то - нет, если же - об экзистенциальном чувствовании бесконечного ничтожества человеческой жизни и стоицизме человеческой мудрости, возвышающейся над абсурдом бытия, то - да...
А вообще суть даже не в мифологичности "Зимней сказки" или "Бури", неотделимости мифологического и реального, невероятного и достоверного. Достоверность достигается и подчеркивается тем, что сами действующие лица постоянно говорят о невероятности происходящего.
По мнению Бетелла, обращение к фантазиям так называемой романтической драмы вызвано тем, что в своей вселенной Шекспир находил место для всего естественного и сверх-, для провидения, которое руководит человеком, для чуда, таинственного импульса к добру или злу - для всего необъяснимого, стоящего над естественными страстями, над общественными установлениями, над реальным миром вещей.