Разумеется, никакой реальной "вины" перед родиной у поэта не было. Не капризное своеволие, а имеющая глубокий смысл (вернее, даже ряд смыслов, о чем шла речь выше) судьба определила расцвести "великому празднику" его молодости в чужом краю. Но тем значительнее эта покаянная музыка, этот вечный мотив блудного сына, это беспощадное суждение о самом себе, кому стал чужд "брат меньшой".
Одно уж сравнение давнего овстугского бытия с "братом меньшим, умершим в пеленах", - как бы преданным самим фактом забвения, - многого стоит.
В письме 1846 года Эрнестине Федоровне Тютчев говорил: "Одно только твое присутствие способно заполнить пропасть и снова связать цепь". Во второй раз поэт приехал в Овстуг вместе с ней, и вполне закономерно, что в стихотворении речь идет не о ней, а о первой жене, которая лежит "не в этой земле", а в окрестностях Турина. Поэту необходимо было связать всю цепь от времени, когда он покинул Овстуг.
Стихотворение "Итак, опять увиделся я с вами", как и многие другие тютчевские стихи, или, вернее, как преобладающее большинство его творений, было, в сущности, не просто "самовыражением", но жизненным действием, актом бытия. Пережив в нем разрыв цепи времен, поэт тем самым в той или иной мере преодолел его реально. Об этом достаточно убедительно свидетельствует великолепное стихотворение, созданное в Овстуге всего через несколько недель после предыдущего:
Тихой ночью, поздним летом,
К(к на небе звезды рдеют,
Как под сумрачным их светом
Нивы дремлющие зреют...
Усыпительно безмолвны,
Как блестят в тиши ночной
Золотистые их волны,
Убеленные луной.
О смысле этого проникновенного гимна родине с замечательной верностью писал Наум Берковский: "Стихотворение это на первый взгляд кажется непритязательным описанием... Между тем оно полно мысли, и мысль здесь скромно скрывается, соответственно описанной и рассказанной здесь жизни неяркой, неброской, утаенной и в высокой степени значительной*. Стихотворение держится на глаголах: рдеют - зреют - блестят. Дается как будто бы неподвижная картина полевой июльской ночи, а в ней, однако, мерным пульсом бьются глагольные слова, и они главные. Передано тихое действование жизни... От крестьянского трудового хлеба в полях Тютчев восходит к небу, луне и звездам, свет их он связывает в одно с зреющими нивами... Жизнь хлебов, насущная жизнь мира, совершается в глубоком молчании. Для описания взят ночной час, когда жизнь эта полностью предоставлена самой себе и когда только она и может быть услышана. Ночной час выражает и то, насколько велика эта жизнь, - она никогда не останавливается, она идет днем, она идет и ночью, бессменно..."
А за этими стихами последует целый ряд стихотворений, родившихся в Овстуге и его окрестностях, и каждое будет полно глубокой значительности. Но о них речь пойдет далее. Сейчас же важно напомнить, что по дороге в Овстуг 6 июня 1849 года Тютчев написал своего рода этюд грозы (начало стихотворения приводилось), через несколько дней по приезде, 13 июня, беспощадно-покаянное "Итак, опять увиделся я с вами...", а 23 июля - эту песнь о ночной родине.
Можно бы сказать, что этим стихотворением Тютчев окончательно возвратился на родину. И вместе с тем он вообще начал жизнь заново - и как поэт, и как человек.
Еще 17 июля 1847 года он писал жене: "Хочешь ли ты знать, что составляет сущность моего теперешнего настроения?... Убеждение, ясное для меня из всего, что я отжил свой век и что у меня ничего нет в настоящем".
В 1849 году начинается новый расцвет творчества поэта, продолжавшийся более полутора десятилетий. В том же году он приступает к работе над трактатом "Россия и Запад". В следующем, 1850 году началась наиболее глубокая и захватывающая любовь поэта.
Рассказать об этом - чрезвычайно сложная и трудная задача. Проще было объяснить рождение любви поэта к Эрнестине Федоровне, ибо первый его брак, как уже говорилось, имел отчасти случайный характер. Но отношения Тютчева со второй его женой были поистине близки к идеальным.
Потомок и биограф поэта К. В. Пигарев, говоря о последней его любви, заметил: "С семьей Тютчев не "порывал" и никогда не смог бы решиться на это. Он не был однолюбом. Подобно тому, как раньше любовь к первой жене жила в нем рядом со страстной влюбленностью в Э. Дёрнберг, так теперь привязанность к ней, его второй жене, совмещалась с любовью к Денисьевой, и это вносило в его отношения к обеим женщинам мучительную раздвоенность".
Это едва ли точное объяснение. Во-первых, суть дела, очевидно, не в том, что Тютчев не мог ограничиваться одной любовью, но в том, что он, полюбив, не мог, не умел разлюбить. Не менее важно и другое. Эрнестина Федоровна была для Тютчева поистине единственным, абсолютно незаменимым человеком. Достаточно сказать что он, с таким трудом писавший письма, писал ей постоянно во время любой, даже недолгой разлуки. Он послал ей 675 писем* - значительно более половины всех известных нам его писем и кратких записок вообще.