Пророк (ЛП)

Теперь Локи чувствовал команду Балидора, борющуюся в Барьере против видящих, которые работали вместе с морскими котиками. Он на бегу ощущал, что Адипан берет верх над этими видящими. Затем люди Балидора стали активно помогать им, прикрывая от атак, сбивая прицел человеческих солдат настолько, чтобы дать им возможность уйти.

И всё же Локи чувствовал, как люди копошатся вокруг убитого морского котика с гранатомётом, пытаясь привести оружие в боевую готовность.

Локи также ощущал приближение флаеров, механических ботов-охранников.

Он знал, что большинство из них оборудовано пулями, пробивающими броню, и даже гранатами — в зависимости от размеров и боевой оснастки.

Но им должно хватить времени.

Они находились в каких-то двадцати метрах от «Чинука», и Локи с некоторым изумлением подумал, что его команда действительно может выбраться живой.

Затем что-то очень сильно ударило его по голове.

Всё вокруг Локи потемнело.

Глава 19 Беспокойные ночи, беспокойные утра

Я с трудом пробуждалась, отбиваясь от мимолётных проблесков сна.

Там жила неохота — как будто мне не хотелось оставлять эти проблески света и тьмы, жар воспоминаний и потерь среди вещей, которые ещё не произошли. Или как будто мне изначально не хотелось ощущать все эти вещи, я не могла понять.

В итоге полная осознанность вернулась ко мне с рывком всего тела.

Не знаю, то ли я почувствовала что-то в эти последние секунды перед пробуждением, то ли это всего лишь нервная энергия.

Но я понимала, что дёрнувшись, сделала больно своей руке.

Щурясь и глядя в потолок прямоугольной комнаты, освещённый только по периметру слабоватой сине-зелёной подсветкой, я попыталась сфокусировать взгляд. При этом до меня дошло, что наши новые «апартаменты» на авианосце были чуть-чуть просторнее ванной комнаты, которая прилегала к нашему номеру в Нью-Йорке.

Такие вещи не волновали меня, но я задумалась, не беспокоило ли это Ревика.

Учитывая условия, в которых он вырос, он по сравнению со мной всегда более остро воспринимал бедность, и меня озадачивали его реакции, пока я не нашла их источник. Он также страдал от довольно сильной клаустрофобии.

Вздохнув, я начала поднимать руку, собираясь провести пальцами по волосам и убрать их с лица.

Моя рука дёрнулась и остановилась.

Я посмотрела вверх.

Кто-то приковал моё запястье к стене.

Я уставилась на руку. Более осторожно опробовала оковы, дёрнув за органические наручники, один конец которых замыкался на кольце, которое по чьей-то программе выходило прямо из стены. Когда кольцо зелёного металла не изменилось само по себе, я попробовала несколько паролей.

Когда это не сработало, я попыталась взломать сам механизм с помощью своего света.

Что-то ударило по мне.

Реально… ударило по моему свету.

Это не причинило мне настоящей боли, но вытеснило из той части моего света.

Я уставилась на наручник, нахмурившись и не сомневаясь, что я ошибаюсь, хоть правдивость этого уже просачивалась в моё сознание. Голые факты о моём положении приводили к выводам, в которых я сомневалась, но всё же начала прорабатывать их — что могло происходить, учитывая крайне небольшое количество людей, которые могли сделать такое со мной.

Я снова уставилась на кольцо, усиленно рассматривая его своим aleimi-зрением — моим зрением видящей, а не просто глазами.

И снова меня ударило разрядом.

Заворчав себе под нос, я наконец-то решила «нахер это всё» и попыталась использовать телекинез.

В этот раз меня шарахнуло посильнее.

Я лежала, тяжело дыша и уставившись на эту чёртову штуковину. Мне всё ещё не было больно по-настоящему, но я и не могла использовать телекинез вопреки этому разряду.

До меня дошло ещё два факта.

Первый: я абсолютно голая.

Второй: я была одна в нашем маленьком отделении резервуара.

Воспоминания о прошлой ночи вызвали завиток боли, отчего мои глаза закрылись, а дыхание сбилось. В моём сознании замелькали образы: его пальцы в моих волосах прижимают меня ближе, пока я отсасывала ему. Он всё ещё был почти полностью одет в тот чёртов костюм и использовал на мне телекинез сзади. Он много говорил — в основном озвучивал требования, умасливал, дразнил. Казалось, что он несколько часов не давал кончить, а потом наконец-то обхватил меня руками сзади, навалился всем весом, вжал в матрас, раздвинул мне ноги как можно шире и закончил эту пытку.

Когда он сделал это, налёг на меня всем телом и светом, вошёл так глубоко, как только можно, уткнулся лицом в моё тело сзади…

Боль ослепила меня во второй раз, когда я вспомнила, что он сделал своим светом. Мои глаза закрылись; мой свет змеился по комнате, ища его.

Его определённо здесь не было.

Я уже не первый раз просыпалась здесь от боли, а его не было. Но это определённо первый раз, когда я проснулась здесь прикованной к стене.

Всё ещё подавляя боль, я посмотрела по сторонам, пока мои глаза не остановились на металлическом столике слева. Там лежала гарнитура — не моя — и что-то вроде рукописной записки. Даже с кровати я узнала аккуратный почерк, состоящий полностью из заглавных букв.