Пророчество

Молодой человек кивнул, улыбнулся одними губами, и тут я понял, отчего лицо его кажется знакомым: вместе с другим придворным он протолкался вчера мимо меня и Эбигейл у Холбейн-гейт. Сыном испанской шлюхи меня обозвал его спутник; Филип, напротив, удержал его, когда наглец порывался вернуться и к словесному оскорблению прибавить физическое. И, кажется, граф тоже узнал меня. Я подумал, что наше знакомство он отрицает, поскольку ему неловко за поведение приятеля. Англичане большие любители оскорблять иноземцев на улице, в этом я не раз имел случай убедиться со времени моего приезда, но тут, на территории посольства, молодой человек, видимо, не хотел иметь ничего общего с таким обычаем. Я ответил ему поклоном и промолчал.

— Бруно, я чуть было не забыл, — обернулся ко мне отошедший уже в дальний конец коридора Кастельно. — Сегодня вечером в Уайтхолле состоится большой концерт, хор Королевской капеллы будет исполнять новую музыку мастера Бёрда. Ее величество Елизавета любезно пригласила послов всех католических государств, вероятно, желая нам продемонстрировать, что она держит при дворе столь известного католика, как ее учитель музыки, а значит, не может считаться врагом этой веры. — Он произнес это с улыбкой, а Говард только зубами заскрежетал. — Мы с Мари просим вас присоединиться. Мне давно уже следовало представить вас ко двору.

Я приоткрыл рот, чтобы поблагодарить, но Кастельно уже умчался на встречу с Трокмортоном, а я остался стоять, прислонившись спиной к стене. Официальное представление ко двору, быть может, даже самой королеве — что это значит для меня? В конце-то концов, подумал я, чем я отличаюсь от молодых людей, о которых говорил Фаулер, от тех, которые крутятся при дворе в надежде, что источник всех милостей и наград прольет на них лучи своей благосклонности. С другой стороны, попав ко двору, я сумею переговорить с Эбигейл, сообщить ей о действии жидкости, что была в том флаконе, попытаться выманить у нее еще какие-то детали, которые она могла припомнить. Разгадку тайны нужно было искать при дворе Елизаветы, в глубине дворцовых покоев. Теперь у меня появилась возможность еще на шаг приблизиться к ней.

Глава 7 Дворец Уайтхолл, Лондон, 30 сентября, лето Господне 1583

По обе стороны лестницы горели светильники, хотя еще не стемнело; солнце низко висело над западной частью города, его янтарный свет ложился на мутную реку. Мари легкими шагами сошла к реке, плечи ее были укутаны белым мехом, вечернее платье зеленого, павлиньего глаза шелка спускалось до земли. Слегка оперлась на руку супруга — скорее просто коснулась ее — и ступила с нижней ступеньки в лодку, чуть не упала, рассыпала в вечернем воздухе свой переливчатый смех, ухватилась за руку гребца и устояла на ногах. Она была возбуждена, чуть ли не опьянена этой поездкой ко двору. И неудивительно, подумал я, молодая женщина, с чьего лица еще не сошел девичий румянец, более всего мечтает блистать, быть замеченной и окруженной поклонниками, а какие поклонники в Солсбери-корте? Она готова флиртовать даже со мной и с Курселем. Курсель тут как тут — спустился к лодке и встал рядом со мной, наблюдая, как посол и его супруга устраиваются в лодке, чтобы плыть вверх по реке в Уайтхолл. Нарядился он не совсем обычно, в пышный темно-красный костюм, и, когда поднявшийся от реки ветерок, в котором уже слегка ощущалось дыхание осени, отбросил с лица секретаря светлые волосы, я в очередной раз убедился, насколько он красив. Хотя, пожалуй, красота эта чересчур женственна: что-то изнеженное в полных губах, в почти безволосом подбородке, даже в этой кривой усмешечке. Курсель искоса поглядел на меня, и его взгляд вновь вернулся к реке.

— Правильно сделали, что нарядились по такому случаю, Бруно, — с иронией произнес он.

Я был одет, как всегда по вечерам, в приталенный камзол и панталоны из тонкой черной шерсти.

— На подобных празднествах осторожность не велит соперничать с дамами, — приветливо ответил я, складывая руки за спиной и озирая лодки на реке. — Дамы этого не любят.

Чайки пронзительно кричат и носятся над рекой, волны мягко плещут о подножие ступеней…

Курсель опустил взгляд на свой темно-красный наряд, и его, похоже, одолели сомнения.

— Бога ради, Бруно, Курсель, спускайтесь же в лодку! — позвал Кастельно, от нетерпения хлопая в ладоши. — Опаздывать нельзя.