Пророчество орла

— Но и с тобой все, может быть, еще обойдется, а вот что меня беспокоит в первую очередь, так это тот факт, что мы вконец издержались, и если в ближайшие несколько дней не получим положенных выплат, нам придется голодать. А если не получим и до следующего месяца, то нас вышвырнут на улицу, потому как не сможем заплатить за комнату. Одно к одному, и все не радует. Верно говорю, парень?

— Верно.

— Стало быть, надо с этим что-то делать.

— Что, например?

Макрон улыбнулся и подался к нему через стол:

— Например, воспользоваться советом и отправиться, пока не поздно, в Большой цирк.

— Ты совсем спятил? У нас осталось несколько последних монет, а ты хочешь спустить их на скачках?

— Спускают деньги одни дураки. А мы будем действовать наверняка.

— Нет, ты, похоже, неисправимый оптимист. А я? Я реалист. Поставить деньги на скачках — это все равно что просто выбросить их.

Макрон хлопнул ладонью по столу с такой силой, что подскочили чаши.

— Да кончай ты, Катон! Просто выбросить — это одно, а воспользоваться советом и попытать счастья — совсем другое. Денег у нас все равно в обрез, но шанс выиграть есть всегда, и если повезет, мы еще некоторое время продержимся. Да и что мы рискуем потерять?

— Да ничего, кроме здравого смысла.

Макрон смерил его взглядом.

— Давай хоть раз положимся на судьбу и посмотрим, что из этого выйдет.

Катон задумался, но размышлял недолго. Макрон был прав: он уже потерял все, что имел в жизни, да почти наверняка и ее тоже. Так стоит ли переживать из-за нескольких монет? Еще неизвестно, что случится раньше: придет ответ командующего из Британии или костоломы хозяина дома начнут вышибать из него долги. Но пока он жив, надо, по крайней мере, попытаться прожить оставшиеся дни получше.

— Ладно, уговорил. Пошли.

Когда они, пройдя под огромной аркой, оказались в Большом цирке, в секторе, отведенном для военных, уже почти не оставалось свободных мест. Большая часть каменных скамей была занята преторианцами, пившими вино из кожаных мехов и делавшими ставки, но кое-где среди них виднелись и группы легионеров. То были отпускники или служаки, дожидавшиеся, как и Макрон с Катоном, нового назначения. Были и, совсем в малом количестве, отставники, уволенные по выслуге лет или по увечью и теперь жившие в свое удовольствие, получая пенсию и пользуясь всеми правами ветеранов.

Император Клавдий прозорливо изменил план рассадки так, что теперь по обе стороны и позади от императорской ложи располагались гвардейцы; сенаторам же была выделена особая, просторная зона, где те привольно расположившись на скамьях, потягивали подогретое вино из кубков, которые подносили им рабы. Озирая амфитеатр, Катон отметил небольшой изолированный сектор, предназначавшийся для дев-весталок, и не столь просторную, как сенаторская, но все же оставлявшую некоторый простор зону для всадников и почетных гостей. Почти все прочие скамьи были битком забиты простонародьем, а в самых задних рядах теснились иностранцы, вольноотпущенники и не связанные семейными узами женщины, многие из которых явно промышляли торговлей своей особой.

— Нечего тебе туда таращиться, — буркнул Макрон, проследив за взглядом друга. — Они не для тебя. Во всяком случае до тех пор, пока Непот не сделает свое дело.

Катон перевел взгляд вперед и вниз, туда, где должны были состояться скачки. Группа распорядителей направлялась на свои места, в то время как рабы завершали последние приготовления к первому заезду, посыпая песком, разглаживая и выравнивая дорожки. Жреческие помощники выкатили к центру площадки, туда, где напротив императорской ложи находился жертвенник, клетку с безукоризненно белыми козами.

Как обычно, вокруг арены сновали бесчисленные разносчики, торговавшие закусками, подушками, чтобы подкладывать на каменные скамьи, и яркими шарфами, какие надевали сторонники той или иной партии. Тут же вертелись и служки, принимавшие ставки: каждого из них, для уверенности в сохранности денег, сопровождал громила, а то и двое. Макрон, нервно сглотнув, поднялся и двинулся к смуглому испанцу, державшему узел с восковыми табличками. За его спиной маячили двое громил могучего сложения и устрашающего, как у большинства отставных гладиаторов, вида. У каждого из них имелся подвешенный на переброшенном через плечо ремне денежный ящик, а в руке толстый деревянный посох.

— Дай-ка догадаюсь, — промолвил принимавший ставки служитель, окидывая Макрона взглядом и оценивая его возможности. — Надо думать, ты хочешь поставить золотой на победу Порция.

— Хм, нет, — буркнул Макрон, чувствуя, как проступила на щеках краска смущения, и тихо продолжил: — Пять денариев на Непота.

— Пять денариев? — громко удивился служитель. — Всего-то? Заслуженный центурион наверняка может позволить себе большую ставку.

— Да, позволить могу. Но ставлю пять.

— На Непота? А ты слышал, что ставки один к десяти?

— На то и рассчитываю.

— Ну, деньги твои. Если ты уверен…

Макрон нахмурился.

— Ты принимаешь ставку или нет?

— Конечно, конечно, я с радостью приму твои деньги. Один момент… господин.