Пророчество Двух Лун

Переход от изобилия к полной скудости оказался слишком сильным для Элизахара; расставшись с миром света и красок, он едва сдержал стон.

— Для чего нам завязали глаза? — повторил он.

— Чтобы сделать с вами все, что нам потребуется, и вы не могли бы возразить, — ответил голос.

Их взяли за руки и повели куда-то. Под ногами ощущалась ровная дорога. Ни звуков, ни запахов не доносилось извне. Элизахар слышал только свое дыхание да биение сердца. Он почти не чувствовал собственных шагов: просто переставлял ноги, повинуясь чужой воле.

И еще он знал, что Фейнне рядом.

— Зачем вы завязали нам глаза? — спросил он в третий раз.

Некто державший Элизахара за руку остановился.

— Для того, чтобы ты знал, что будет чувствовать твоя жена, когда вы вернетесь в мир людей.

При этих словах ему следовало бы содрогнуться от ужаса и сострадания, но он ощутил лишь горячий прилив счастья. «Твоя жена», — так сказал тот, невидимый.

— Моя жена, — повторил Элизахар.

Стоявший рядом засмеялся и повел его дальше.

Наконец дорога закончилась. Они остановились и сразу же окунулись в гомон голосов. Теперь чужие руки были повсюду. Они хватали Элизахара за плечи, дергали завязки его одежды, стаскивали с него рубаху и штаны, трепали его волосы, и вдруг он почувствовал прикосновение шелка: его облачали в длинные просторные одежды. И почему-то Элизахару подумалось, что они непременно должны быть белого цвета.

А затем с его глаз сдернули повязку, и ослепительный мир ворвался в сознание Элизахара. Ощущение было таким сильным, что он пошатнулся и невольно зажмурил глаза.

— Элизахар, — позвала Фейнне.

Очень медленно он повернулся на голос и приподнял веки.

Фейнне, залитая светом, в длинном белоснежном балахоне, который при каждом ее движении колыхался и отливал то розоватым, то жемчужно-серым, то блеклой синевой. Каштановые волосы девушки были распущены, они свободно падали на плечи, на спину. Фейнне никогда не была худенькой, и сейчас ее полнота как нельзя лучше гармонировала с тем цветущим, избыточным миром, посреди которого находилась девушка.

— Я люблю вас, — одними губами сказала она Элизахару.

Он взял ее за руку, и тут они увидели, что перед ними стоит король Гион.

Мгновение назад Гиона здесь не было — или, возможно, он был, но оставался невидимым; в любом случае, перед влюбленными он появился только сейчас.

Он выглядел таким же, каким был в день своей коронации: высоким, неправдоподобно юным, разудалым, пестрым. Король-Осень, Король-Урожай, Король-Праздник.

Только лицо Гиона оставалось серьезным, даже немного мрачным, в глубине зеленых с желтыми искрами глаз прятались печаль и, как показалось вдруг Элизахару, страх. Затем губы короля задергались, и в левом углу его рта появилась улыбка. Настоящая шутовская улыбка, как и положено на свадьбе, двусмысленная, непристойная: половина губы изогнулась в виде лука и поднялась.

Король протянул руки к Элизахару и Фейнне.

— Я люблю вас, — сказал он им. — Никогда не разлучайтесь, будьте плодовиты, убивайте не раздумывая и без сожалений, ешьте, и пейте, и умрите вместе!

Он щелкнул пальцами, и ему подали большую корзину, сплетенную из травы. Улыбка переместилась из левого угла Гионова рта в правый, а мгновение спустя он уже улыбался весь, целиком, всем своим существом: смеялись глаза, радовались волосы, источали свет кончики пальцев. И, взмахнув корзиной, Гион осыпал Элизахара и Фейнне ворохом цветочных лепестков. Лепестки повисли в воздухе, прилипли к белым одеждам, к волосам, к лицам и оставались в таком положении до конца праздничного дня.

Король схватил их за руки, привлек к себе, и Элизахар впервые почувствовал в Гионе живого человека.

Гион догадался, о чем тот думает.

— Это ненадолго, — прошептал он. — Скоро я опять уйду…

— Вы счастливы? — спросил его Элизахар очень тихо.

— Мне страшно, и я испытываю боль, — ответил король. — Сейчас это не имеет значения. Ты согласился выполнить мою волю. Это награда. Брак, в который вы вступили, нерасторжим, а мое благословение сбудется слово в слово.

Элизахар сказал:

— Я знаю, что Фейнне моя жена, и она это знает; но как нам поступить, если люди откажутся признать наш союз? Мы не сможем представить ни одного свидетеля.

— В этом не будет нужды, — ответил король. — Любой из народа Эльсион Лакар увидит, что вы связаны крепчайшими узами. Обычно эльфы вступают в брак одетыми в красное; но для людей они избрали белый цвет, и это величайшая честь; отблеск этой белизны останется с тобой навсегда. Явись вместе с женой к королеве или Талиессину, и они сразу признают ваше право. Эльфийский брак — это незримая корона, которая отныне вечно будет пылать над вашими головами, общая для двоих. Ни люди, ни эльфы, ни смерть не разлучат вас. Я ведь сказал тебе: ты получил награду.

* * *

День прошел.

— Я никогда не предполагал, что моя жизнь принадлежит вам — вот так, всецело, — признался Элизахар.

Чильбарроэс стоял перед ним, расставив ноги и разведя в стороны руки: алхимический двуцветный человек, готовый развалиться на две равнозначные половины, не живой и не мертвый.