Его большой, неопределенно обрисованный рот скособочился. Адобекк насторожился.
— А разве покушение на жизнь наследника — не главное? — удивился он строго.
Радихена развязно ухмыльнулся.
— Нет, — ответил он, как будто забавляясь. — Совершенно не главное.
— Интересно.
Адобекк снова уселся прямо, положил руки на колени ладонями вниз: так выглядело одно из королевских надгробий. Внушительная поза.
— Что же, по-твоему, главное, Радихена?
— Я убил Эйле, вот что я сделал. Понятно вам? — сказал Радихена. И вдруг мелко захихикал.
Его тело, растянутое между колоннами, тряслось и вздрагивало. Адобекк позволил себе поднять бровь.
— Только недоучки опускаются до истерик, — заметил Адобекк, дав пленнику несколько минут для этого странного смеха. И вздохнул с видом полной безнадежности: — Я так о тебе и думал: ты — недоучка. А жаль.
— А мне-то как жаль! — выкрикнул Радихена. — Мне как жаль! Знаете, господин, почему я согласился? Знаете, почему я решился убить принца? — Он перестал дрожать, застыл, и отвратительная слюнявая гримаса замерла на его лице.
— Разумеется, я этого не знаю, — холодным тоном отозвался Адобекк.
— Ради нее, — сказал Радихена. — Ради Эйле. Представляете? Я согласился на все только ради Эйле!
— Любовь поселян на лоне природы очаровательна только в пасторалях, — сказал Адобекк. — В натуральном, так сказать, исполнении она довольно скучна и наполнена банальностями…
Но глаза царедворца сделались чрезвычайно внимательными, а на лице проступило сочувственное выражение: он уловил в словах арестованного нечто важное. Нечто такое, чем можно будет воспользоваться в дальнейшем.
— Она, — повторил Радихена и посмотрел в потолок. — Она, она… Я даже забыл ее имя, представляете? Вы можете представить себе, мой господин, чтобы человек забыл имя возлюбленной?
— Мне доводилось, — сдержанно ответил Адобекк. — Однако для тебя это еще не повод считать себя ровней мне или кому бы то ни было.
— О, я никому не ровня! — горячо согласился Радихена. — Ведь каждый человек что-нибудь из себя да представляет, а я — никто. Меня не существует. Потому я и забыл ее. Я никто, а никто не знает никого. Понимаете?
— Выражайся проще, — поморщился Адобекк. — Поменьше патетики.
Радихена упивался этим разговором. Несмотря на только что высказанное замечание касательно «недоучки», Адобекк то и дело принимался общаться с Радихеной как с равным себе — если не по происхождению, то по образованию: «пастораль», «патетика», «банальности»…
— О том, что случилось, я хочу знать как можно больше, — сказал Адобекк. — Будь точен. Ты ведь не сам по себе решился убить принца, не так ли?
— Нет, мой господин! — ответил Радихена, посмеиваясь. Его опять начала колотить дрожь. — Разумеется, нет. Какое мне дело до принца? Ведь не принц уничтожил мою жизнь.
— Кто же это сделал? — осведомился Адобекк, заранее зная ответ.
— Господин Адобекк, вот кто! — Радихена оскалился, серая прядь волос упала ему на лоб и приклеилась: лоб оказался потным. — Господин Адобекк, королевский конюший, который даже не подозревал о моем существовании.
— Вернемся к покушению на жизнь его высочества. — Адобекк сделал жест почти театральный, с непревзойденным изяществом закрутив во взмахе кисть. — Твоя жизнь сейчас не стоит ни гроша, так что много рассуждать о ней нет никакого смысла.
— Моя жизнь никогда не стоила ни гроша…
Адобекк сказал:
— Радихена, я прикажу тебя пытать. В королевстве очень давно этого не делали, но клянусь тебе всем, что есть на земле отвратительного, я отдам такое распоряжение! Вот тогда ты перестанешь наконец рассуждать на отвлеченные темы и поведаешь о покушении все. Все до последней капельки.
Радихена дернул рукой, но ремни, которыми его привязали, держали крепко.
— Что? — удивился Адобекк. До сих пор пленник держался довольно смирно.
Радихена сказал:
— Не надо.
— Хорошо.
— Герцог Вейенто имеет больше прав на престол, чем принц Талиессин, — сказал Радихена. — Вейенто происходит от старшей ветви…
Адобекк с силой хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и вскочил. Лицо его побагровело.
— Как ты смеешь рассуждать о таких вещах!
Радихена замолчал, слизнул капельку пота, скатившуюся ему на губу.
— Грязный холоп! — орал Адобекк, топоча ногами. — Животное! Я отправлю тебя жрать навоз!
Радихена смотрел на бушующего царедворца кротко, как корова, и шевелил пушистыми светлыми ресницами.
Внезапно Адобекк совершенно успокоился и вновь уселся. Изысканным жестом поправил выбившийся из прически локон.
— Следовательно, друг мой, это высокородный герцог Вейенто попросил вас об услуге, не так ли?
— Да, — сказал Радихена.
— Искусный ход, — похвалил Адобекк. — А волосы покрасить — тоже он придумал?
— Да…