— Ты же сам сказал: глупость, — фыркнул Алатей. — Глупость и ничто иное. Холопом он был, этот Радихена, холопом и подох. Все южане одинаковы, рабство у них в крови. Хоть сколько лет в герцогстве проведут, все равно рано или поздно вылезет холопское мурло. А нам теперь доделывать за него работу. Спасибо Талиессину, удрал из столицы. Здесь нам будет проще до него добраться.
— Мы умрем, — помолчав, сказал Сафрак. — Я это чувствую.
— Ты суеверен, как крестьянин, — поморщился Алатей. — Талиессин, братишка, — просто-напросто мальчишка-выродок. Мы без особых хлопот отправим его под землю. Тебе лишь не следует видеть в нем человека, только и всего.
Сафрак поморщился. Любой, кого они с братом убивали, никогда не представлялся им человеком в полном смысле слова, ровней им самим: это была добыча.
— Да ведь он и не человек, — сказал Сафрак, — в этом-то все и дело… Нетрудно представить себе человека — не человеком; а как быть с нелюдью?
— С нелюдью будет еще легче, — уверенно произнес Алатей.
— Не уверен, — пробормотал Сафрак.
Они остановились на краю леса. Здесь отчетливые следы Талиессина терялись, но так было еще интереснее.
Пока молочные братья шли за Талиессином по проселкам, они успели многое узнать о своей будущей жертве. Алатей особенно любил эту часть их работы. Буквально из ничего, из ничтожных мелочей, подхваченных по пути, складывать в пустоте некий мозаичный образ, а после при встрече смотреть, как восполняются недостающие части картины, — и в тот миг, когда все встает на свои места, когда образ делается полнокровным и живым, нанести смертельный удар. Создание целостности — и окончательное завершение.
— Что мы знаем о Талиессине? — задумчиво промолвил Алатей.
Он уставился на ветку ближайшего дерева. Ветка чуть покачивалась, как бы соглашаясь с каждым произнесенным словом.
— Выродок Эльсион Лакар, — пробурчал Сафрак.
— Это нам сообщили, — отмахнулся Алатей. — Я говорю сейчас о том, что мы поняли о нем сами.
— Молод.
— Не считается. Это тоже было известно заранее.
— По-настоящему молод, — настаивал Сафрак. — То есть неопытен и глуп.
— Согласен, — кивнул Алатей. — Кроме того труслив.
— Похоже на то…
— Нелюдим. Украл яблоки, вместо того чтобы попросить их.
— Боится людей?
— Возможно.
— Недоверчив. Предпочитает одиночество. Легко переносит голод.
— Кстати, о голоде: скорее всего, сейчас он довольно слаб — давно не ел.
— Насчет фехтования нас предупреждали, — заметил Алатей. — У него были неплохие преподаватели.
Сафрак сморщил нос.
— Я готов признать, что преподаватели у него были хорошие, но это еще не делает Талиессина серьезным противником. Ослабел — раз. Утратил волю к жизни — два.
— И ушел из столицы с одним только ножом — три, — смеясь, добавил Алатей. — Очко в твою пользу, братишка. Фехтовальщика из него сейчас не получится.
— Как будем действовать?
— Убьем из засады, — решил Алатей. — Благородство проявлять не будем.
Они посмотрели на лес, куда им предстояло войти. Деревья росли так, словно их нарочно высаживали, — на расстоянии друг от друга. Никакого кустарника, никакого подлеска. Ровные стволы и слой опавших листьев и хвои на земле.
— Куда же он пошел? — Сафрак сунул толстый палец в ухо и повертел. Прочищает голову, — весело заметил он. От его дурных предчувствий не осталось и следа.
— Разделимся, — предложил Алатей. — Он где-то здесь, в лесу. Нам не обязательно нападать на него вдвоем. Первый, кто найдет Талиессина, справится сам и позовет второго.
Они тихонько посмеялись и развели коней; Алатей двинулся правее, Сафрак — левее. Талиессин находился поблизости, и один из двоих молочных братьев непременно натолкнется на него. Рано или поздно это случится.
Глава третья
МЯТЕЖНИКИ
Сафрак спешился, привязал коня. Настороженно огляделся по сторонам. Поляна, где он стоял, была пуста, но, судя по оставленным следам, тот, кого выслеживали, покинул ее совсем недавно. На земле еще белели свежие крошки хлеба — птицы не успели их склевать. Опавшие листья, устилавшие землю, были смяты и сдвинуты: там сидели, лежали, ерзали, ворочались.
Сафрак раздул ноздри. Тишина входила в его уши, но теперь это была совсем другая тишина — в ней Сафрак улавливал чье-то близкое дыхание.
Он первым нашел Талиессина. Добыча рядом. Нужно лишь протянуть руку и взять.
Звук чужого дыхания смолк. Тот, спрятавшийся, почуял опасность. Сафрак беззвучно засмеялся. Его открытое, доброе лицо пошло морщинками, какие появляются с годами у человека, привыкшего улыбаться. Светлые глаза сощурились, как будто Сафрак оценил чужую шутку.
Он обошел поляну кругом, двигаясь пружинящим шагом, странно легким для такого рослого, громоздкого человека.
Никого и ничего. Звук дыхания становился то ближе, то дальше; иногда затихал совсем, но потом всегда возобновлялся. Несколько раз Сафраку чудилось, будто некто смотрит прямо ему в затылок, но, обернувшись, не замечал никого. Даже тени не шевелились на поляне, и ни одна веточка не колыхнулась.