— Да-да, — нетерпеливо ответил Адобекк. — Разговор окончен, теперь можно.
Одним скачком пленник переместился к стулу и схватил сверток. Адобекк наблюдал за ним из-под опущенных век. Любопытство оказалось в Радихене сильнее голода.
Ткань, в которую был завернут подарок Адобекка, полетела на пол, и Радихена увидел, что царедворец принес ему книгу. Пленник медленно перевел глаза на Адобекка. Господин королевский конюший не вполне был уверен в выражении этих глаз. И быстро проговорил, скрывая смущение:
— Это стихотворные описания разных чудесных существ: грифонов, единорогов… О них существует много любопытных легенд.
— Как я буду читать, мой господин, — тихо сказал Радихена, — если в камере совсем темно? Не оставят же мне факел; да он ведь скоро погаснет…
— А, хорошо, что напомнил, — отозвался Адобекк, запуская руку за пазуху и извлекая еще один сверточек, поменьше. — Это тоже для тебя.
Он вложил второй подарок прямо в руку Радихене — впервые их пальцы соприкоснулись.
— Что там?
— Светлячок. Довольно яркий. Он будет светить, пока у него не закончится брачный период, не меньше месяца. Успеешь дочитать книгу.
Радихена быстро откинул уголки платка, опустил голову и уставился на светящуюся точку у себя на ладони. Голубоватые огоньки замерли на лице Радихены, изменяя его черты. Не отрывая взгляда от светляка, он спросил:
— Зачем вы все это сделали, господин?
— Ты мне нужен, — ответил Адобекк.
— Для чего?
— Не веди себя нагло, — предупредил Адобекк. — У меня дома полным-полно предметов, которые могут мне пригодиться: они лежат себе на полках и не задают вопросов. Советую тебе благоразумно следовать их примеру.
Он забрал факел и направился к двери. Радихена спрятал светляка в ладони. Он сделал это без малейшего намека со стороны царедворца, и тот одобрительно отметил догадливость пленника.
Стражник раскрыл дверь, выпуская Адобекка. Уже на пороге царедворец повернулся к Радихене.
— Кстати, не вздумай садиться на мой стул. Пусть остается здесь — я желаю иметь собственную мебель в комнатах, которые намерен посещать время от времени. Ты хорошо меня понял, Радихена? Не прикасайся к моей собственности!
— Эльфы умеют подсматривать чужие сны, — сказал старший из всадников младшему.
— Боишься — не берись, — отозвался младший.
Старший отмолчался.
Поручение пришлось не по душе обоим, но отказываться было поздно.
— Как вышло, что нас втянули в это дело? — снова заговорил младший.
— Ты знаешь, — бросил старший.
И они опять замолчали.
Старшего звали Сафрак, младшего Алатей. Сафрак был высоким, белокурым, с открытым, сразу располагающим к себе лицом. Алатей — коренастый, с вьющимися темными волосами и низким лбом, отличался поразительной способностью держаться в тени, так что Сафрак иногда дразнил товарища, называя его гномом, хотя это и было неправдой. В жилах Алатея текла только человеческая кровь, без примеси какой-либо иной.
Несмотря на разницу во внешности, они были отдаленной родней, более того — молочными братьями: когда мать Алатея умерла при родах, Сафраку было полгода от роду, и мать белокурого парня взяла к себе второго мальчика: молока у нее хватило на обоих.
Ни Сафрак, ни Алатей не хотели работать в шахтах и, когда вошли в возраст, не стали подписывать контракт. С ними поступили так, как обычно поступали во владениях герцога с юношами, не желающими подписывать контракт, то есть попытались уговорить. Расписывали прекрасное будущее, которое ожидает их по исполнении контракта. Угрожали нищетой. Обещали даже вышвырнуть за пределы герцогства.
Наконец за братьями явилась герцогская стража, и обоих упрямцев заперли в подвале ратуши того небольшого городка, где оба выросли. Охраняли братьев не слишком тщательно: их и в тюрьму-то посадили больше для того, чтобы запугать, — это было обычным делом, если человек настаивал на своем праве отказаться от контакта.
Пытаясь освободиться, они случайно убили стражника и бежали. Их поймали недалеко от границы и препроводили к замку Вейенто.
С того дня началась их новая жизнь. Как и Радихена они перешли в безраздельное и бесконтрольное распоряжение его сиятельства и сделались исполнителями его воли.
— Что мы должны были сделать? Мы должны были зарезать этого крестьянина, — сказал Сафрак. — Радихена убивает принца, мы убиваем Радихену — и никто ничего не знает. Мы не обязывались пустить кровь принцу. Знаешь, что мне кажется? Мне кажется, это опасно.
— Что опасно? — недовольно поморщился Алатей.
— Прикосновение к его крови. Ну, принца.
— Я тебе объяснял несколько раз, что это обычное суеверие, — сказал Алатей. — Эльсион Лакар умирают точно так же, как и настоящие люди.
Из двоих молочных братьев Алатей один был грамотен; Сафрак упорно не желал обучаться чтению и письму, считая, что это ослабляет руку и делает глаз менее верным.
— Люди попусту не говорят, — стоял на своем Сафрак.
— Люди глупы и часто болтают попусту, — возразил Алатей.