И это было правдой. Эта находка настолько потрясла Пиарта, что он вовсе не хотел доверять её какому-нибудь чернокнижнику и тем более не понимал, почему в таком случае не рассказать об этом ограниченному кругу доверенных лиц внутри Академии. Но нет же, Ректор настоял на сохранении этих сведений в строжайшей тайне. Пиарту оставалось только вздохнуть и смириться — кажется, свою долю в поиски преступника он уже вложил, а дальше ему следовало отступиться.
Но отступаться было выше его сил, и вскоре он это понял. Его встревожила и взбудоражила вся эта история — он словно помолодел сразу лет на десять-пятнадцать. Изучив записи Карлиоса, Пиарт увидел, как укреплялся и становился всё более серьёзным интерес юноши к этой сфере знаний, многим казавшейся просто сказкой; сам он давно не мог похвастаться такой научной смелостью. Карлиос прекрасно изучил историю вопроса, подробно законспектировав множество трудов — по большей части достаточно древних; по крайней мере, все они принадлежали ещё временам королевств. Львиную долю всего написанного по этому поводу можно было назвать разве что нелепыми домыслами и фантазиями (причём, судя по пометкам Карлиоса, он был согласен в этом с Пиартом), но кое-что определённо заслуживало внимания. Например, знаменитый учёный Тоддиар аи Зентен, прославившийся открытиями в области астрономии, механики и оптики, написал целый трактат по теории иных миров с точки зрения физики, где довольно убедительно обосновывал их существование — даже для скептически настроенного Пиарта.
Естественно, из предположения о существовании других реальностей вытекал вопрос о том, что они могут из себя представлять и как попасть туда. И каких только безумных догадок на этот счёт не строилось!.. Создание специальных механизмов, магические ритуалы и жертвоприношения, искусственные крылья, огромные подводные корабли... Чертежи, расчёты и инструкции обычно прилагались, но пара каких-нибудь мелочей всегда разрушала вдохновляющую картину и делала её невозможной. У Пиарта от всего этого захватывало дух, и он чувствовал, как здравомыслие, которое он старательно в себе пестовал, потихоньку рушится под напором чего-то юного и томительно-сладостного, давно утраченного, сквозившего в каждой строчке этих бумаг.
Изучив пути, предлагавшиеся другими, Карлиос, по-видимому, решил найти собственный. Эта часть его заметок носила гораздо более обрывочный и загадочный характер и очень напоминала дневник, значительную часть которого занимало повторение слов «Неудача» и «Не получится». Сохранились явно не все листы, так что Пиарт не смог понять, в чём именно состояли его опыты и добился ли он в итоге чего-нибудь. Но одна из бумаг, написанная другим почерком, давала хотя бы частичный ответ на главный вопрос. Это была короткая записка, измятая и выглядевшая так, будто её нацарапали в спешке:
Господин Шегт, мне известно, чем Вы занимаетесь, и я думаю, что нам обоим было бы полезно встретиться. Так же, как Вы, я боюсь огласки своих изысканий — попав в дурные руки, они могут наделать больших бед — и поэтому не подписываюсь. Предлагаю увидеться завтра, во второй бане, во время утренних занятий — там как раз никого не будет, и нам не смогут помешать. Если Вы мне не верите, возможно, вас убедит это: скорее всего, я нашёл четвёртый компонент.
Яснее ясного было, что письмо пришло от убийцы или от того, кто его подослал; подлый и умный ход. Но кто именно написал его? Откуда он узнал о том, чем занимается Карлиос? Почему ему была так уже необходима его смерть? И, наконец, что ещё за «четвёртый компонент», ни одного упоминания о котором Пиарт у Карлиоса не встретил? В общем, вопросов стало только больше, и, решившись помочь, Пиарт понял, что даже в ботанике увяз, пожалуй, не так прочно, как в этом деле. Он выяснил, что совершенно не знал Карлиоса и даже недооценивал его, почти гениального в своей безрассудной смелости и поразительном трудолюбии. В его годы Пиарт таким не был. Бедняга Карлиос.
— Профессор, скоро закрываюсь.
— Да-да, извините, Рефин.