Прорицатель

Собственно, в самом звоне ничего необычного не было — Пиарт привык к нему очень давно и слышал несколько раз на дню. И давно возненавидел, особенно когда старания не в меру усердных звонарей Академии отвлекали от работы. Однако в этот раз время явно было непривычное — не завтрак, не обед и не ужин, не праздник, не собрание профессоров. Видимо, что-то случилось; может быть, опять какой-нибудь идиот с начальных курсов забрёл в лабораторию зоологов, пока там никого. Послушав звон какое-то время и напрасно понадеявшись, что он прекратится, Пиарт с мысленным проклятием оторвался от записей. Он как раз занимался описанием интересного экземпляра бурой крестовинки, которую нашёл сегодня утром. Это должно было неоценимо помочь его масштабной работе — той, которую Ректор одобрил совсем недавно как раз из-за чрезмерной масштабности. Но Пиарт с юношества любил замахиваться на большие начинания — и обычно достигал в них успеха, благополучно пройдя в аскетических стенах Академии Ти'арга все стадии от «подающего надежды юноши» и «блестящего студента» до «мастера в своей области» и «наставника молодых дарований». «Молодых дарований», оказавшихся под его началом, он обычно просто не выносил — вспоминал себя в их возрасте и не скрывал отвращения.

Однако, хотел он этого или нет, Академия и ботаника стали его жизнью, главной обузой, заботой и обязанностью с тех пор, как он сделал выбор и принёс обет в день пятнадцатилетия. Теперь, в свои сорок четыре, в ту пору, которую принято именовать расцветом тела и духа, Пиарт был преуспевающим и маститым учёным, состоял в Совете профессоров, возглавлял кафедру ботаники, имел недурные отношения с Ректором, да и вообще прекрасно чувствовал себя в такой совершенно особой реальности, как Академия за Рекой Забвения, древнее сердце учёности Обетованного, когда-то неподвластное королям, теперь же — градоправителям. Студенты по большей части не любили его (кроме совсем уж фанатиков, которые почти перевелись), и он отвечал им взаимностью; коллеги или считали его чудаком, или сами были чудаками куда большими. Пиарт начал свой путь так же, как все здесь — любознательным мальчишкой, родители которого осмелились дать чаду настоящее образование. Его отец владел лесопилкой недалеко от Города-под-Соснами; решение Пиарта остаться в Академии когда-то стало для него, как и для всей остальной семьи, неприятной неожиданностью, но наследником он не был, так что относительно скоро все смирились с этой причудой. Застенчивый и нескладный подросток, он прошёл через все обычные вопросы, метания, сомнения, смутные желания и страсти — и в конце концов успокоился, примирился со своим положением, научился трезво и немного злобно шутить, а ещё ценить хороший гербарий выше хорошенького женского личика.

Так или иначе, теперь он вышел из своей комнаты и, спускаясь по винтовой лестнице, увидел несколько проворно сбегавших по ступенькам младших преподавателей.

— Гарлис! — окликнул Пиарт одного из них — пышущего здоровьем, обычно немного заторможенного историка. Тот оглянулся, кивнул с рассеянной улыбкой и остановился подождать его. — Куда Вы так спешите? Разве горит библиотека?

— Не кощунствуйте, профессор Пиарт, — Гарлис сбавил шаг, и они пошли рядом. Духами от него разило, как от девки. — Я думаю, случилось что-то серьёзное. Вы слышите — колокол всё звонит.

— Ректор уже в роще?

— Наверное, да. Я вышел, как только закончил с делами.

Пиарт демонстративно зевнул. Стёршиеся каменные ступеньки наконец закончились, и бок о бок они покинули башню. Стоял довольно тёплый день, но шальной ветер, шумящий в кронах, немедленно заиграл полами их мантий.

— Не переживайте, я уверен, что там ничего действительно важного. Вы нервничаете, как перед защитой степени.

Гарлис коротко хохотнул.

— Другой на Вашем месте сказал бы — как перед свиданием... Надо же, сколько народу.

И правда — по мере приближения к дубовой роще, традиционному месту всеобщего сбора в необходимых ситуациях, их обгоняло всё больше людей, а за кованой оградой, на пересечении посыпанных песком тропинок, вообще кишел бормочущий сплошной муравейник — сотни студентов и профессоров. А колокол всё звонил.

Разминувшись с Гарлисом, Пиарт с ругательствами протолкался поближе к деревянному возвышению рядом с огромным узловатым деревом в центре рощи. Этот дуб был поистине необъятен и представлял для любого ботаника громадный интерес; по личным подсчётам Пиарта, пять веков ему уже стукнуло.

Вскоре появился Ректор в сопровождении эскорта, и разговоры стали утихать. Какой-то низкорослый студентишка шумно дышал Пиарту в затылок, и он старался не обращать на это внимания. Ректор остановился посреди помоста, излюбленным плавным движением поправил мантию с синей окантовкой, огладил богатые седые усы. Выглядел он спокойным, разве что слегка расстроенным; Пиарт снова сказал себе, что ничего серьёзного произойти не могло — и всё же он чувствовал непонятную тревогу.