Прорицатель

— Да, ещё весной. А его сын отрёкся от поста — говорят, это и свело его в могилу.

— Так, а что там со стариной Теигом? Как он поживает?

Сестра снова замялась, а мама смущённо кашлянула и пододвинула к нему блюдо с курицей.

— Попробуй ножку, Мей, не вышло ли жестковато.

— Мама...

— Ладно, ладно, — ещё один вздох. — Видишь ли... Я не знаю, что ты сейчас думаешь по этому поводу, но...

— Скажи мне, что бы это ни было.

— В общем, Теиг женат на Риэти. И она ждёт ребёнка.

Мей помолчал, уставившись в стол. Он давно не был влюблён в Риэти и не держал зла на Теига, но ощущал во рту пепельный вкус предательства — такой же, как на острове Феалтах. Отчего-то ему стало холодно. Он встал, разминая затёкшие ноги.

— Ты куда? — встревожилась мама.

— Я скоро вернусь. Хочу повидать Риэти.

— Сынок, послушай меня...

— Да всё в порядке. Просто зайду проведать.

— Точно? — она с мольбой заглянула ему в глаза. — Обещай, что не наделаешь глупостей.

— Когда это я совершал глупости? — усмехнулся Мей и вышел. До Медного переулка он добрёл в каком-то жару. В голове у него росли и ширились стройные ряды фраз, цеплявшихся одна за другую.

Реакция Риэти на его приход в целом походила на реакцию Атти, но он осторожно отстранил её, когда она, плача и повторяя его имя, попыталась его обнять.

— Успокойся, пожалуйста. Я жив и здоров.

— Проходи, — она прерывисто вздохнула. — Наш дом — это твой дом.

Наш... И правда как во сне. Не понять только, кошмар это или нет.

— Спасибо, я ненадолго. Здесь теперь так... Чисто.

— Да, — смеясь сквозь слёзы, Риэти показала ему огрубевшие руки. — Как ты выжил, что ты видел? Расскажи мне всё.

— Боюсь, не получится... Поздравляю вас с Теигом, — добавил он, предупреждая дальнейшие расспросы. Улыбку с её лица будто смыло.

— Мей, прости нас. Мы оба думали, что ты умер... Все так думали. Меня хотели выдать за Лерто...

— За часовщика?

— Да.

Повисло томительное молчание, столь ненавистное Мею. Мысленно махнув на всё рукой, он взялся за ручку двери.

— Что ж, удачи вам. Передавай привет Теигу, — и вылетел на улицу, не дожидаясь ответа.

... Он жил дома ещё несколько дней, беседуя о том-о сём с сестрой и матерью, стараясь не замечать испуганные взгляды Эйтона, подыскивая себе работу. Атти и Кейла были счастливы — Атти почти светилась, так что и Мею было радостно, но сквозь эту радость он обречённо понимал, что не может, совершенно не способен здесь остаться, что стал этому месту абсолютно чужим. Он не знал, хорошо это или плохо, но знал, что не в силах это изменить. Он отвратительно спал по ночам — просыпался то от кошмаров, в которых Анна убивала его или умирала сама, то от видений (как-то раз он даже ясно увидел Атти с двумя славными дочерями и не преминул рассказать ей об этом), то от неотвязных мыслей о своей книге. И однажды утром принял решение.

Все ещё спали, что было Мею только на руку: он не хотел драматичных прощаний и искренне не желал кого-то расстраивать. Он зажёг свечу, написал короткое письмо и оставил его на столе, прижав чернильницей. Потом собрал свои пожитки и с лёгким сердцем спустился, чувствуя приятную тяжесть подаренного Анной перстня.

Он шёл, и вокруг бушевало цветущее лето, но в мыслях его была зима — снег, летевший белесой стеной и покрывавший всё вокруг, как кровавые реки после битвы. И не было рядом ни отца, ни матери, ни сестры, ни друга, ни возлюбленной, ни учителя — только он один, наедине со своим Даром. Он шёл и смотрел вперёд, а снег засыпал следы, монотонно отмеряя мгновения.

КНИГА ВТОРАЯ

«... Не неволь уходить, разбираться во всём не неволь,

потому что не жизнь, а другая какая-то боль

приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна,

лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна»

(Иосиф Бродский «Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам...»)

ГЛАВА I

«... Сражён ты не в бою,

А пал от рук убийцы — ведь добрый щит твой цел.

Ах, если б только знала я, кто сделать это смел!»

(«Песнь о Нибелунгах», XVII, 1013–1015. Пер. Ю.Б. Корнеева)

На главной башне зазвонил колокол. Глухой и протяжный стон металла, поцелованного металлом, волнами растёкся по воздуху и через несколько мгновений повторился. А потом ещё раз, и ещё, и паузы становились всё меньше.