Прорицатель

— По крайней мере, у нас будет какая-то зацепка, — пропыхтел профессор, ковыряясь в зарослях. Мей наблюдал за ним с мрачным терпением.

Что ж, он либо сумасшедший, либо прав. Спешить им, по большому счёту, некуда.

Если не считать того, что речь идёт об убийстве, а знаменитого ботаника вчера пытались отравить.

Пиарт вернулся к лошади с гроздью брусники, явно довольный своими успехами.

— За ночь до меня дошло, — провозгласил он. — Ещё один крест совсем недалеко отсюда, и там недурной сосняк. Знали бы Вы, как сосновая смола помогает при заболеваниях лёгких.

Мей только вздохнул. В конце концов, однажды ему довелось встретиться со стариком, который верил, что с каждым съеденным куском масла молодеет на год.

— Сосняк так сосняк, — сказал он.

* * *

На вершине каменистого склона, у подножия которого журчал гостеприимный ручей, оказались руины. Вполне настоящие, основательные развалины — покинутый беспорядок из желтоватых глыб, когда-то бывших полом, крышей и колоннами. Насколько Мей мог судить отсюда, прикрыв рукой глаза от солнца, здание было не таким уж большим. Он переглянулся с Пиартом и спешился, морщась от усталости.

Из густого сосняка со свежим прозрачным воздухом Пиарт приволок кусочек коры, а из зарослей бересклета, с которыми отождествил третий крест, — пару кожистых листьев, желтоватых по краям. Шёл второй день их странного путешествия, и вот теперь, измучив и лошадей и себя в едва проходимой чаще, они достигли последнего креста.

— Вы видели это раньше? — спросил Мей, указав на остатки сооружения. Пиарт, угрюмо потиравший больную поясницу, медленно кивнул.

— Да, когда-то. Мальчишками мы лазали туда с Вораго, — он помолчал. — Играли в борцов за свободу Альсунга. По его рассказам.

— И что это?

— Никогда не интересовался. Говорят, какой-то старый храм. Поднимемся?

— Не вижу других вариантов, — Мей выудил из-за пазухи карту. — По-моему, всё точно.

Они оставили лошадей внизу. После утомительного и тягостного карабканья, которое далось Пиарту, по-видимому, куда тяжелее: ближе к вершине он так пыхтел и отдувался за плечом Мея, что заглушал крики ворон, круживших в небе чёрными кляксами.

Под ногами Мея захрустела каменная крошка. Он подошёл к остову одной из колонн, провёл рукой — шершавое, старое, со стёршейся простой резьбой... Кто молился здесь, каким богам? Почему люди оставили это место? Он обошёл колонну — и услышал сдавленный вскрик — ужасный, разодравший тишину. Так кричат от невыносимого страдания. Он резко обернулся.

Дальше все события будто замедлились. Пиарт рухнул, как подкошенный, судорожно схватившись за что-то у груди; ничего не соображая, Мей рванулся к нему, приподнял, положил голову на колено, с усилием разжал пальцы. По мантии профессора ботаники расплывалось тёмное пятно, а из тела торчало древко стрелы. Поразительно точный выстрел.

На побелевших губах Пиарта выступила кровавая пена, но он мычал что-то, неотрывно глядя за спину Мея. Он тоже посмотрел туда. Из-за груды камней к ним бежал тот математик, Вораго. С неожиданной мощью он оттолкнул Мея, как если бы тот был хилым подростком, и разорвал одежду на груди Пиарта. Тот смотрел на него без отрыва, беспомощно и скорбно.

— Раздобудьте мне воды и чистую тряпку, — отрывисто бросил Вораго Мею и взялся за древко. — Быстро.

ГЛАВА XVII

«Мне каждую ночь всё снится, что вы смотрите на меня и не узнаёте»

(А.П. Чехов «Чайка»)

Заповедный лес встретил Нери мрачной стеной, появившись как-то сразу и вдруг, без особенных предисловий. Исполинский, он занимал почти всю северную часть материка; земли дальше на север были скудными и оттого малообжитыми, хотя и числились во власти Рагнарата; о человеке, не умеющем вести себя как подобает, среди монов говорили «как из северной глуши». Миновать лес можно было только по воде; утёсы и скалы на побережье моря Гаахтан славились своей непроходимостью; разве что чайки решались вить там свои гнёзда. О лесе говорили, да и знали всякое — идти через него напрямик надумал бы только сумасшедший.

И Нери.

Как ни странно, она даже не испугалась, когда вошла туда. Лес начинался обычными кедрами, и она беззаботно шла по ковру из мха, радуясь отдыху израненных ног. Но потом заросли стали гуще, пошли кривые шатровые деревья и те породы, о которых Нери имела очень смутное представление; купол из переплетавшихся, как в последнем рукопожатии, веток почти загородил небо.

Вечер выдался, на редкость удачно, сухим. С темнотой отовсюду зароились неясные звуки и шорохи — где-то утробно крикнула ночная птица, ветви хрустнули под чьим-то копытом, блеснуло что-то за рядами стволов... Помолившись духам, Нери развела небольшой костёр и достала остатки съестных запасов. Она только принялась жевать, привалившись спиной к шершавой коре и ощущая блаженное гудение во всём теле, как вдруг услышала негромкий хруст позади себя, а потом что-то, похожее на вздох.

Нери внезапно остро почувствовала, что она в Заповедном лесу, ночью и одна. Она притянула колени к груди и сказала вслух: