Пропущенный вызов

Лиза вздохнула. Официально нет данных, позволяющих предположить, что убийцы были знакомы между собой, но, возможно, их родители когда-то снимали дачи в одном поселке и ребята сдружились на всю жизнь, или они познакомились на экскурсии по рекам и каналам сто лет назад, или их свел еще более нелепый и фантастичный случай. С другой стороны, если люди знакомы в жизни, то обычно добавляются друг другу в друзья в соцсетях. Почему ребята этого не сделали? А почему они убили людей? У сумасшедших своя логика, вникать в которую – напрасное занятие.

Зиганшин предложил опросить самих ребят, но после недолгой дискуссии идея была отвергнута. Может быть, они рассказали бы что-то интересное, но психиатрическая больница закрытого типа – не то место, куда можно запросто заглянуть в часы посещений с пакетиком апельсинов. Чтобы объяснить свой интерес, придется рассказывать всю историю, а если их негласное расследование станет известно руководству, оргвыводы могут последовать самые непредсказуемые.

Голлербах – другое дело, он может прикрыться сугубо научным интересом, но сомнительно, чтобы лечащие врачи позволили ему без контроля беседовать с пациентами, максимум – изучить истории болезни.

Лиза сказала, что им в любом случае придется набраться терпения: Макс ухаживает за Русланом и не станет отвлекаться на всякие глупости, пока брат не поправится. Дергать его сейчас просто неприлично.

– Ааа, – согласился Зиганшин без энтузиазма, – как он, кстати? Не отошел еще?

Лиза покачала головой. Макс говорил, что физически Руслан чувствует себя вполне прилично, но энергии у него совсем нет. Все дни проводит в задумчивости, не читает, не смотрит фильмы, хотя всем этим Макс снабдил его в избытке, и возникает чувство, что он в принципе никого не хочет видеть. При этом, оговаривался Макс, подавленным Руслана тоже назвать нельзя, наверное, он просто обдумывает свое будущее и не желает отвлекаться.

– Очухается, не переживай, – буркнул Мстислав Юрьевич, – вон ты какие пироги печешь, лучше меня должна знать, что иногда главное – это выдержать время. Понятно, что советы, это все равно что муляжи денег, толку от них не много, но ты все же потерпи.

– Да я терплю, куда деваться?

– Ну и молодец. Я понимаю, ты сейчас сидишь на измене, что вот твоему мужику плохо, а ты в стороне, не утираешь ему пот со лба и всякое такое, но поверь, некоторые моменты жизни лучше пережить в одиночестве.

Лиза нахмурилась. Зиганшин говорил столь очевидную глупость, что даже возразить нечего. Она всю жизнь провела одна, но не было у нее таких моментов, когда бы она думала – как хорошо, что никого нет рядом со мной!

– Это как в бой, – продолжал Мстислав Юрьевич, не замечая ее скепсиса, – бабу свою не берешь с собой, но потом все равно к ней вернешься, победишь или проиграешь. Ну, если не умрешь, конечно, но тут, как я понимаю, опасность для жизни миновала? Так что считай, будто твой Руслан на войне.

Лиза вспомнила о словах Евсеевой, что больше всего жизненных сил забирает самообман, и горько улыбнулась.

– Ты-то сам как? – неуклюже сменила она тему. – Освоился с детьми?

Начкрим встал, внимательно посмотрел в окно, выглянул на улицу и только потом, понизив голос, признался:

– Какой там! Не сплю почти, все думаю, на кой хрен во все это ввязался! Я ж детей в принципе не особенно люблю и не умею с ними общаться. Что я могу дать им? Только еду и защиту.

– Это немало. Может, больше ничего и не нужно.

– А воспитание?

Лиза задумалась.

– Мои родители были настоящими менторами, – вздохнула она, – так что я все детство провела как на скамье подсудимых, в полной уверенности, что мама с папой – непогрешимые высшие существа. Если бы я видела их как есть, обычными людьми, которые иногда правы, иногда ошибаются, с чем-то борются, побеждают и проигрывают, тогда, наверное, я оказалась бы лучше подготовлена к жизни. Может, лучший способ быть родителем – это быть самим собой?

Глядя в окно, Зиганшин пробормотал, что ему страшно подумать, кем вырастут дети, если он будет с ними самим собой.

– Есть еще такая теория, что лучшее воспитание – это безответственное поведение.

Улыбка, нечастая гостья на строгой физиономии Зиганшина, слегка тронула его губы.

– Смешно… Хотя, если подумать, не такая уж и ересь. В детстве я особо не вникал в семейные дрязги, но краем уха улавливал, что папина первая жена, Наташина мать, считалась у родни образцом самопожертвования и благородства, матерью с большой буквы, между тем как моя маман всю дорогу подвергалась остракизму за эгоизм и разгильдяйство. Итог печален. В первом браке жизнь отца оказалась невыносимой, а с мамой он был счастлив до последнего своего дня. Высоконравственная мать воспитала Наташу действительно прекрасным человеком, добрее ее я женщины не знал, но сестра оказалась втянута в унизительные и тягостные отношения с женатым мужчиной, и разрушила собственную жизнь. А я вполне себе такой негодяй, но живу как хочу, доволен миром и собой, и мысль принести себя в жертву ради чьего-то удовольствия мне даже в голову не приходит.

– Повезло тебе, – сказала Лиза искренне.