Ван Роширен молча снял с груди крест: прямо между перекладинами сидела пуля двадцать второго калибра. Он выставил этот крест на обозрение репортерам, и те принялись орудовать фотовспышками.
До последнего срока оставалось шестьдесят дней.
Глава пятая
Настало лето — самая жаркая пора, когда для хорошего урожая надо вручную оборвать с каждого дерева лишние завязи и через день рыхлить междурядья. Все деловые операции были прерваны на двадцать пять дней, и сотрудники разъехались по фермам.
Через три дня после моего приезда Ласси прислал мне и моей семье в подарок три шапочки. Шапочки были круглые, как перевернутая чашка, с узорчатой пестрой каймой и вышивкой, изображавшей пантер в тростниковых зарослях. Это были очень красивые шапочки.
Этого-то я и боялся. У туземцев не принято получать подарки, не отдавая их. Чувство чести у них развито бесподобно. Только, например, ты ему даришь поливальную установку ценой в двадцать тысяч, а он тебе дарит три шапочки, вроде тех, которые нищие раскладывают на картонных ящиках в аэропортах. То есть шили эти шапочки наверняка всей семьей, и честь это необыкновенная, и, кроме меня, может, разве десяток землян получило такую шапочку. И поскольку это необыкновенная честь, он считает, что отдал мне в три раза больше, чем от меня получил.
Ласси подарил мне эти шапочки, я запихал их в багажник и даже не показал Агнес.
В понедельник, пятнадцатого числа, я заехал с Джеком Митчеллом в местную харчевню. Мои отношения с фермерами-землянами несколько испортились, и я знал, что лучший способ их восстановить, — напоить Джека Митчелла. У рассыпавшейся двери на матрасике сидел туземец и вслух читал газету, Вокруг матрасика на циновках сидело с десятой поденщиков. Я прислушался.
— Иаван, Фувал и Мешех торговали с тобою, — читал туземец, — выменивая товары твои на души человеческие и медную посуду. Из дома Фогарма за товары твои доставляли тебе лошадей и строевых коней и лошаков. От обширности торговли твоей внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил. И я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией…
— Эй, — сказал Митчелл, — это что за статья?
— Это о вашей компании, — ответил туземец.
Митчелл надулся.
— Слушайте, мистер Денисон, — сказал он, — тут что-то не так. Мы никогда не вели дела с этими… Иаваном, Фувалом и Мешехом, Это какая-то фиктивная фирма.
Я вынул из рук туземца газету. Поверх полосы значилось: «Книга Пророка Иезекииля». Первый перевод на асаисский.
— Это, — сказал я, — сбылась мечта господина ван Роширена — чтобы Библию печатать на первой полосе, вместо новостей.
Митчелл усмехнулся, взял газету и стал рвать ее на куски. Клочки летели на пол, сквозняк подхватывал их, и они вспархивали на циновки и стулья. Туземцы, поденщики Митчелла и мои, молча поднимали их и клали за пазуху.
— Прекратите, Митчелл, — негромко сказал я.
Он обернулся ко мне.
— И ты туда же, асаисский под…
Слово, которое он употребил, всем присутствующим было отлично известно, но в словарях не значилось.
Одной рукой я перехватил запястье Митчелла, а другой размахнулся и ударил его снизу в челюсть. Удар вышел основательный: глаза Митчелла поехали вбок, а сам он отлетел к стене, съехал на пол и закувыркался среди плетеных матрасиков. Я расправил то, что осталось от газеты, положил на стойку и повернулся к выходу. За моей спиной кто-то предостерегающе крякнул. Я отпрыгнул в сторону: бутылка, пущенная Митчеллом, разлетелась о косяк над моей головой. Я обернулся. Он схватил вторую бутылку и пустил ее вслед за первой. Счастье, что у него не было с собой пистолета.
Я прыгнул на него, и мы покатились по полу. Митчелл не умел драться. Он совал мне пальцы в глаза и кусался. Я слегка придушил его и стукнул головой об пол. Он улегся на циновке и раскинул руки. Я встал, отряхнул брюки и пошел к двери.
Туземцы сидели все так же молча и равнодушно. Драка между землянами их не касалась. Сквозь прорези в глиняной стене светилось закатное солнце, и в его свете было видно, как по полу течет из разбитой бутылки пальмовая водка. Пол был земляной: он быстро размокал, и водка утекла недалеко.
Я вышел из харчевни и пошел к своей машине. Заводя мотор, я оглянулся: туземцы сидели все так же неподвижно, и только старик, взяв со стола скомканную газету, рвал ее на полосы и раздавал сидящим вокруг.
Дня через три после этой драки мне понадобилось съездить в ближайший городок, в скобяную лавку.
Это был традиционный маленький городок, сплошь из глиняных хижин, размокающих от дождя. Там по утрам жители по-прежнему кланяются в сторону дворца Президента и у женщин всего две профессии, легко различимые по одежде: жены укутаны в черные платья и белые покрывала, а проститутки одеваются, как женщины Земли.
Принадлежал он Шадаку, князю Бродячего Перевала.
Я сильно закопался, и, когда выехал из города, уже темнело. Я поколебался, не остаться ли ночевать, но вспомнил о неизбежных клопах в единственном постоялом дворе, погладил рукой автомат и нажал на газ.