Пропавший матрос

Аким продолжал ругаться, как только может ругаться пьяный русский матрос, но внезапно стих и некоторое время шел молча. Должно быть в его голове пронеслась мысль о стыде проночевать в английском «участке», а может быть, ему просто было обидно, что его тащит за шиворот какой-то черномазый человек в форме, но только Аким внезапным движением вырвался из рук полицейского, дал ему затрещину и побежал по узкому переулку. Сипай бросился вдогонку. Не отставал и Василий. Но у Акима было преимущество в одной — двух минутах времени. Он завернул в какой-то закоулок и внезапно скрылся из виду, юркнув в китайский дом, куда гостеприимно поманил его какой-то китаец довольно подозрительного вида.

Полисмен поискал беглеца еще несколько минут и, обратившись к Василию, начал ему что-то говорить с видимой серьезностью, но Василий ничего не понял и, потолкавшись несколько времени в уличке, возвратился следом за полисменом на набережную в полной уверенности, что Аким ко времени подойдет.

Но прибыл баркас за людьми, а Акима не было.

Тогда Швецов чистосердечно доложил мне про всё дело.

Я обратился за советом к полицейскому, стоявшему на пристани.

— Дело серьезное, — сказал он, — вашего матроса могут раздеть донага, напоить и сдать на какое-нибудь купеческое судно, и он проснется в море.

Я отвез команду на клипер, доложил о происшествии старшему офицеру и тотчас же вернулся на берег с письмом капитана к начальнику полиции. В ту же ночь вместе с двумя полицейскими мы обошли весь китайский квартал, но нигде не могли найти следов нашего матроса.

— Верно ваш матрос уже в море на каком-нибудь купеческом корабле! — заметил полицейский чиновник.

Целых три дня продолжались неутомимые поиски. По распоряжению английского губернатора, были осмотрены все купеческие корабли, стоявшие на рейде. Акима не находили.

Капитан и офицеры жалели злосчастного Акима. О матросах нечего и говорить. Все были в каком-то подавленном состоянии — недаром на клипере так любили Акима. Его приятель, Василий Швецов, был безутешен, что, однако, не мешало ему, при передаче обстоятельств исчезновения Акима, врать самым отчаянным образом.

Вместо предположенных шести дней мы простояли в Гонконге из-за розысков Акима целых десять и, отчаявшись в успехе, собрались уходить из Гонконга, поручив розыски пропавшего матроса нашему консулу, — как совершенно случайно, накануне ухода, Аким нашелся.

VI

Дело было так.

Накануне ухода нашего из Гонконга, часу в первом ночи, катер с несколькими офицерами, бывшими в театре, возвращался из города на клипер, перешедший с утра на самый конец рейда, почти к выходу.

Несмотря на усеянное звездами небо, ночь была темная. Темная и душная. Стоял мертвый штиль, и из-за гор не вырывались порывчики освежающего ветра. На рейде стояла глубокая сонная тишина. Дремало, казалось, море, дремали многочисленные корабли, вырисовываясь в темноте какими-то высокими фантастическими силуэтами с мерцавшими, словно на фоне неба, огоньками фонарей на мачтах, терявшихся во мраке южной ночи. Изредка лишь, в получасы, тишина рейда нарушалась тихим, словно жалобным, звоном судовых колоколов, отбивающих склянки. Вот разнесся по рейду один удар (половина первого), и бухта снова погружалась в ночное безмолвие, среди которого раздавался лишь тихий однообразный и мерный всплеск весел нашего катера.

Офицеры лениво перекидывались словами о певицах и певцах путешествовавшей оперной труппы, из Гонконга в Шанхай. Уставшие от долгой гребли, матросы наваливались на весла ленивей и слабей и жадно вдыхали не освежавший ночной воздух. До клипера еще было порядочно далеко, и его два огонька еще не виднелись. Катер проходил совсем близко от какого-то «купца» с широким скуластым носом, как вдруг среди ночной тишины, с судна, над нашими ушами, раздался тихий и скорбный голос:

— Братцы, землячки… голубчики!

Все мы невольно вздрогнули от этого неожиданного молящего окрика. Один из гребцов сказал:

— Да ведь это Акимка Жданов!

Между тем на «купце» послышалась английская ругань.

— Братцы, помо…

Речь оборвалась на полуслове. Раздался шум возни, и всё смолкло.

Не ожидая команды, гребцы перестали грести и держали весла над водой. Очевидно все ждали распоряжения пристать к «купцу».

— Жданов! — громко окликнул лейтенант, оказавшийся старшим между нами.

Ответа не было.

Тогда тот же офицер окликнул по-английски:

— На купце! Кто есть?

С «купца» никто не отозвался, точно на нем не было живого человека.

После короткого общего совета, решено было пристать к борту и взойти на купеческое чтобы освободить нашего матроса.

Несколько взмахов весел, и катер был у борта.

— Вам что надо? — окликнул с палубы чей-то грубый голос по-английски.

— Русского матроса с военного судна…

— Никакого русского матроса здесь нет.

— А вот увидим. Разбудите-ка капитана! — резко проговорил лейтенант, — и с этими словами начал подниматься по трапу. Вслед за ним поднялись и мы, пять офицеров, а за нами шесть человек гребцов. Остальные шесть остались на катере.

Человеческая тень куда-то исчезла, и мы остались одни на палубе.