Пропавший

Утром в начале одиннадцатого Кристоф обнаружил в гостиной последнюю скрытую камеру. Он выдрал ее из штукатурки под потолком, связь оборвалась, и экран монитора у Хауссера сделался черным. Но переполненный яростью Кристоф не заметил микрофона, скрытого в люстре, и Хауссер услышал, как Кристоф клял его, посылая куда подальше. Казалось, что эпизод в арестантской оскорбил Кристофа больше, чем Лену. В последующие дни они почти не разговаривали. Кристоф сказался на службе больным и засел у себя в кабинете, а Лена целыми днями плакала, лежа на диване. Только когда домой возвращалась Рената, они старались как-то изображать нормальные отношения. В результате слова их звучали фальшиво, и Рената спешила как можно скорее спрятаться от них в своей комнате. Но на третий день после нападения, когда Рената легла спать, Кристоф и Лена снова вышли посидеть на черной лестнице под желтой лампочкой, в которой была вмонтирована последняя камера Хауссера. Они пили пиво из одной бутылки и курили одну сигарету на двоих. Сначала оба молчали, а когда заговорили, то делали это так тихо, что Хауссеру пришлось до предела усилить громкость, чтобы услышать их беседу.

– Все, что я наговорила ему, было сказано только для того, чтобы спасти Ренату.

– И ты готова была сделать все, что тогда обещала?

Она опустила глаза:

– Он грозился отнять Ренату, отправить ее в детский дом.

– И ты ему поверила. Как удобно! – Кристоф приложился к бутылке.

– Он приковал меня наручниками. Я была заперта в машине, а Рената оставалась на улице.

– Прости… Только… Ну и скотина же он! Чертова скотина! Я готов убить его после всего, что он с нами проделал.

Она покачала головой:

– Мы должны принять разумное решение. Нам надо бежать.

– Чтобы он остался победителем?

– Как ты не понимаешь – мы уже проиграли. Нам еще повезло, что мы пока на свободе, а не сидим давно в тюрьме.

Он взял ее за руку:

– Вчера я беседовал со Шрёдером. Он говорит, что все рушится, что в службе безопасности уничтожают документы. Они там прекрасно понимают, что у них земля горит под ногами. Многие из верхушки уже сами бежали. Новых дел никто не начинает, аресты не проводятся. Ходят слухи, что они уже начали выпускать заключенных.

– Но… тогда почему такое происходит с нами?

– Это все Хауссер. Его рук дело.

– Но тогда это еще страшнее. Что, если это отразится на Ренате?

– Я что-нибудь придумаю.

Он кинул сигарету на пол и раздавил башмаком.

– А что?

– Что-нибудь.

– Я боюсь тут оставаться.

– Знаю.

49

Берлин, Пренцлауэр-Берг, 3 ноября 1989 года

Хауссер сидел в наушниках, пытаясь расслышать, что происходит в квартире Шуманов. Он включил микрофон в их квартире на полную мощность, но все равно слышал только обрывки. В квартире происходила какая-то энергичная деятельность, там передвигали мебель, выдвигали и задвигали ящики, и сквозь весь этот шум было слышно, как они шушукаются. Хауссеру было очень досадно, что Кристоф обнаружил последнюю камеру, лишив его тем самым возможности как следует прослушивать их разговоры.

В начале первого Кристоф, с портфелем под мышкой, покинул квартиру. Хауссер подумал, не воспользоваться ли его уходом, чтобы призвать к ответу Лену и узнать, что они задумали, но, с другой стороны, если они надумали бежать, ему не хотелось своим вмешательством воспрепятствовать осуществлению такого плана. Он решил следовать за Кристофом. Тот пешком дошел по Грейфенхагенерштрассе до Штаргардерштрассе, а там вошел в будку телефона-автомата. Уже одно то, что он не воспользовался домашним телефоном, говорило о том, что грядут какие-то важные события. Прошло почти четверть часа, прежде чем Кристоф снова показался из будки. Оттуда он направился в цветочный магазин и, купив букет оранжевых гербер, отправился домой.

Вечером, после того как Шуманы поужинали, а Рената легла спать, Хауссер неожиданно увидел по монитору, что Кристоф, одетый в пальто и с герберой в верхней петлице, вышел на черную лестницу. Поцеловав на прощание Лену, он стал спускаться вниз.

– Будь осторожен и береги себя, – напутствовала его Лена.

Хауссер торопливо схватил куртку и впопыхах кинулся на кухню, успев услышать, как Кристоф отворяет дверь черного хода. Переждав минуту, Хауссер вышел следом за ним. Во дворе он услышал, как хлопнула калитка, выходящая на Паппель-алле. Он бегом пересек темный двор и выскочил на улицу, по которой как раз протарахтел «траби». Хауссер посмотрел в конец улицы и успел заметить, как Кристоф перешел через дорогу на перекрестке и свернул за угол на Штаргардерштрассе. Хауссер побежал к перекрестку и увидел, как Кристоф переходит ее наискосок, направляясь к Гефсиманской церкви, перед которой толпилась кучка активистов. Пройдя мимо них, Кристоф скрылся внутри.