Пропавшие девочки

– Из Сомервилля, – повторяет он и делает еще несколько записей в своем блокноте, загнув лист так, что я не могу прочесть. – Все правильно. Я помню. Вы ведь попали в серьезную аварию этой весной, правильно?

Я делаю глубокий вдох. Почему все всегда вспоминают эту аварию? Она словно бы стала моей отличительной чертой, особой приметой, как косоглазие или заикание.

– Да, – отвечаю я. – Вместе с Дарой.

– Двое моих людей приняли тот вызов. Это ведь тоже было на 101-м шоссе, так? Рядом с бухтой Орфанс Коув.

Он не ждет моего ответа, а просто пишет в своем блокноте еще несколько строк, а потом отрывает листочек и аккуратно его складывает.

– Сложный участок дороги, особенно в дождь.

Я сжимаю подлокотники.

– Так вы будете искать мою сестру? – Знаю, что это звучит грубо. Но даже если бы я и хотела ответить на его вопросы, я бы не смогла.

К счастью, он не обращает внимания. Он кладет оба кулака на стол и встает из-за стола.

– Я на минутку, – говорит он. – Подожди меня здесь, ладно? Хочешь еще воды? Или газировки?

– Нет, спасибо. – Я начинаю терять терпение.

Проходя к двери, он хлопает меня по плечу, как будто мы лучшие друзья. Или ему просто жалко меня. Он исчезает в коридоре, закрыв за собой дверь. Через стекло я вижу, как он подходит к тому рыжему копу и передает ему записку. Они обмениваются парой слов, впрочем, слишком тихо, чтобы я могла хоть что-то расслышать. Никто из них на меня не смотрит, и, как мне кажется, это не случайно. Через минуту оба удаляются по коридору, больше я их не вижу.

В офисе жарко. Вентилятор гоняет по комнате теплый воздух, отчего бумаги на столе у Эрнандеза слегка подрагивают. С каждой минутой мое нетерпение нарастает, превращаясь в беспокойство, подозрение, что что-то пошло не так, что Дара в беде и нужно все это остановить. Но Эрнандез все не возвращается. Я встаю, отодвигая стул, слишком взвинченная, чтобы спокойно сидеть.

Блокнот Эрнандеза, в котором он писал свои заметки, остался на столе. На верхнем листе отпечатались слова, которые он писал, сильно нажимая на ручку. Повинуясь внезапному импульсу, я хватаю блокнот, через плечо глядя в коридор, чтобы быть уверенной, что Эрнандез еще не вернулся.

По большей части там ничего непонятно, но я отчетливо вижу, как отпечаталась фраза «позвонить родителям» и ниже «срочно».

Внутри закипает гнев. Он не слушал. Он теряет время. Мои родители ничем не могут помочь – они ничего не знают.

Я бросаю блокнот и выскакиваю в коридор. В одном из кабинетов слышатся бормотание и телефонные трели. Эрнандеза нигде не видно. Но рядом с одной из дверей я замечаю женщину с огромной сумкой на одном плече, которую без труда узнаю. Секунда уходит на то, чтобы вспомнить ее имя. Марджи что-то там. Репортерша, которая писала про дело Мэдлин Сноу в «Шорлайн Вестник» и снимала репортажи для телевидения.

– Подождите! – кричу я, но она меня не слышит и продолжает шагать по коридору. – Подождите! – кричу я еще громче.

Сонный коп из соседнего стеклянного офиса бросает на меня подозрительный взгляд. Я продолжаю шагать.

– Пожалуйста, мне нужно с вами поговорить.

Она замирает, положив руку на ручку входной двери, за которой начинается парковка, и оборачивается, чтобы понять, кто кричал. Ей приходится отступить в сторону, чтобы пропустить копа, который входит в участок, толкая перед собой какого-то в стельку пьяного мужика. Он поднимает на меня глаза и рычит что-то нечленораздельное (кажется, «с Рождеством»), но коп заталкивает его в соседний коридор.

Я догоняю Марджи, задыхаясь. Наши отражения в стекле похожи на призраков: темные провалы глаз и белые безжизненные лица.

– Мы знакомы? – Она окидывает меня быстрым взглядом и вежливо улыбается.

Администратор за стойкой, которая провожала меня к Эрнандезу, внимательно следит за нами, и я поворачиваюсь к ней спиной.

– Нет, но я могу вам помочь. А вы можете помочь мне, – тихо отвечаю я.

Ее лицо не выражает никаких эмоций, ни удивления, ни заинтересованности.

– Помочь мне каким образом?

С минуту она изучает меня, будто решая, можно ли мне доверять. Затем кивает в сторону выхода, давая понять, что мне нужно выйти на улицу вслед за ней, подальше от проницательного взгляда администратора. На улице после спертого воздуха участка с запахом горелого кофе, алкогольных паров и отчаяния я чувствую облегчение.

Мы останавливаемся на обочине тротуара, и она деловито начинает меня расспрашивать:

– Сколько тебе лет?

– А это имеет значение? – парирую я.

Она щелкает пальцами.

– Ник Уоррен. Правильно? Из Сомервилля.

Я решаю не спрашивать, откуда она меня знает.

– Так вы поможете мне или нет?

Она не отвечает на мой вопрос.

– А почему это так важно для меня?

– Из-за сестры.

Если она может отвечать уклончиво, то и я тоже. В конце концов она журналистка, а я не хочу, чтобы история Дары появилась на первой странице «Вестника». Точно не сейчас. Не раньше, чем мы все выясним. Не раньше, чем не останется другого выбора.

Она делает взмах рукой, означающий «давай рассказывай, что там у тебя».