Пропавшая гора

— Идем дальше, — говорит гамбусино, когда перезарядили ружья. — Будем надеяться, что встретим четвероногую дичь, достаточно большую, чтобы у всех был кусок свежего мяса на обед. Наверно, придется много пройти, прежде чем встретим что-нибудь такое: наши выстрелы могли разогнать птицу и зверей, все они убежали на дальнюю часть месы. Но я хочу идти прямо туда, мучачо, по причине, которую еще не сообщал тебе.

Эти слова гамбусино произносит с тревожным выражением на лице, и Генри Трессилиан подозревает, что у его спутника на уме есть еще что-то, кроме дичи. Он еще до выхода из лагеря заметил, что мексиканец кажется более возбужденным, чем обычно; он как будто очень торопится выходить. Несомненно, он намекает на причину этого, но что это, молодой англичанин не может догадаться.

— Могу я сейчас узнать причину? — спрашивает он, заметив серьезное выражение лица спутника.

— Конечно, можешь и узнаешь, — охотно отвечает мексиканец. — Я сказал бы тебе и остальным раньше, но сам не был уверен, и мне не хотелось без основательной причины поднимать в лагере тревогу. Надеюсь, такой причины по-прежнему нет. Возможно, это не был дым.

— Дым! Какой дым?

— Который я увидел вчера вечером после того, как мы пришли на берег озера. Может, мне только показалось.

— Где?

— На северо-востоке, очень далеко.

— Но если это был дым, что он может означать?

— В этой части мира очень многое. Он может означать опасность, даже смерть.

— Ты меня удивляешь, сеньор Висенте. Как дым может это означать?

— В этом нет никакой загадки, мучачо. Там, где дым, должен быть огонь, костер. А вокруг костра здесь в лланос могут сидеть индейцы. Теперь понимаешь, о какой опасности я говорю?

— Понимаю. Но я считал, что в этой части страны нет других индейцев, кроме опата, а они христиане и живут в поселках.

— Все это верно. Но поселки опата далеко отсюда и в другом направлении — прямо противоположном. Если это был дым, то костер разожгли не опата, но люди, которые похожи на них только цветом кожи. Они тоже индейцы.

— Какие это могут быть индейцы?

— Апачи.

— Действительно, если они по соседству, это очень опасно. — Молодой англичанин достаточно долго прожил в Соноре, чтобы знать об этих свирепых дикарях. — Надеюсь, это не они, — доверчиво и с опасением добавляет он и думает о тех, кто внизу.

— Я разделяю эту надежду, — говорит мексиканец, — потому что, если это апачи, нам надо подумать о коже на своей голове. Но пойдем, muchacho mio (мой мальчик). Не будем падать духом, пока не убедимся, что опасность действительно существует. Возможно, это пыльный вихрь; когда я его заметил, наши животные устремились к воде. Это заняло все мое внимание. А когда все кончилось и я снова посмотрел в том направлении, было уже слишком темно, чтобы различить дым или что-нибудь еще. Несколько раз за ночь я искал на горизонте следы огня, но, к счастью, ничего не увидел. Однако не могу избавиться от тревоги. Человек, побывавший в плену у апачей, всегда будет испытывать опасения в их землях. Мои опасения самые острые. Я не только был у них в плену; со мной жестоко обращались, что ты признаешь, посмотрев на это.

Говоря это, мексиканец расстегивает рубашку и обнажает грудь; на ней выжженное на коже грубое изображение черепа.

— Они заклеймили меня для забавы, — продолжает Висенте. — Хотели использовать меня как цель в соревновании по стрельбе. К счастью, прежде чем соревнование началось, я сумел убежать. Теперь ты понимаешь, мучачо, почему я хотел оказаться здесь пораньше, чтобы пройти на дальний конец. Vamonos! (Идем!)

Надев ружья на плечо, они идут вперед; идут медленно, потому что мешают заросли деревьев и кустов, переплетенных лианами. Никаких дорог нет, кроме редких извилистых звериных троп. Охотники радуются этим тропам; еще сильней радуются, когда мексиканец замечает отпечатки копыт на мягкой земле и говорит, что это следы диких баранов.

— Я думал, что мы найдем здесь снежных баранов, — продолжает он, — и, если сегодня у каравана не будет на обед жареной баранины, значит Педро Висенте плохой поставщик дичи. Но сейчас нельзя искать баранов. Конечно, мы начали день с охоты, но прежде чем продолжать, нужно убедиться, что день не закончится схваткой. Шшш!

Это шипящее восклицание вызвано шумом, раздавшимся впереди; похоже, на несколько раз повторенный удар копыта о землю. И одновременно фырканье.

— Это баран! — шепотом говорит мексиканец; говоря это, он останавливается и рукой удерживает спутника. — Раз уж дичь у нас на пути, можем добыть одну-две головы. Их, как индеек, можно будет подвесить до нашего возвращения.

Конечно, товарищ по охоте с ним согласен. Ему очень хочется снова опустошить свои два ствола, тем более когда возможна такая замечательная добыча. Он говорит:

— Конечно, я согласен.

Они молча осторожно идут вперед, выходят на край другой поляны и снова видят стаю — но не птиц, а четвероногих. На первый взгляд они могут показаться оленями, особенно на взгляд неопытного человека; Генри Трессилиан мог бы ошибиться, но у животных нет оленьих рогов; напротив, у них бараньи рога.