Пропавшая дочь

Где были эти люди, когда он ждал часами, разъедаемый изнутри тревогой и болью воспоминаний, которые наполняли его последние два года его жизни? Они избежали всего этого. Жили в роскоши в сверкающих дворцах, монолитах из стекла и стали или за гудящими электрическими заборами. И в том подметенном гараже, и в достойной тирана гостиной Отец не почувствовал ничего, кроме негодования. При виде образа жизни, который он мог лишь себе представить, внутри у него всего вскипело. Все это было заработано на похищенных детях… на женщинах, отправленных работать в бордели, на бездомных, подвергаемых рабскому труду. Узаконенные бароны, санкционированные эксплуататоры, вот кем они являлись. Они были элитой, ищущей налоговые лазейки и отмывающей грязные деньги, отъевшейся и лоснящейся. Они сами помогли ему так думать о них. И его ненависть к ним была очень важна, иначе как бы он смог убить их всех этой ночью?

Отец снова пробежался по текущей ситуации. Плачущая женщина, мужчина, задыхающийся на полу гостиной, старик, смотрящий телевизор, его сиделка в наручниках на кухне… телефоны, тревожные кнопки, камеры… что же делать? Затем он заставил себя мысленно вернуться в эту опочивальню паучьего короля, куда втолкнул женщину.

Преимущество неожиданности было использовано, и теперь все зависело от его решимости. Он был сам по себе, и ему больше не на кого было рассчитывать. Теперь все они находились в доме, их роли распределялись быстрыми, жестокими методами, и с каждой секундой Отец начинал ненавидеть себя. Он испытывал отвращение к женскому горю, потому что из-за него чувствовал себя подавленным. Наряду с детскими бедами страдания женщин он считал самыми невыносимыми – а он был человеком, который слишком часто огорчал женщин, и привычность ситуации все равно не защищала от их слез.

– Нет. Я не это имел в виду, – сказал Отец, поняв, что женщина решила, что он собирается ее изнасиловать. – Ложись на кровать. Мне нужно связать тебя… То есть… Обездвижить…

Этим он сделал только хуже. Женщина начала трястись.

– Я не причиню тебе боль. Пожалуйста.

Это его заверение, сделанное дрожащим голосом, не помогло. Она уже пятилась прочь от него, в сторону стены возле кровати, спотыкаясь в туфлях на высоких каблуках. Возможно, в ящиках тумбочки находилось оружие. Эта женщина сообщила ему о наличии двух пистолетов на кухне. Были и другие, спрятанные, готовые выстрелить в непрошеных гостей и воров, пришедших забрать то, что они уже отняли у других или приобрели на грязные деньги. Но как может такая красивая и настолько напуганная женщина быть одной из них?

Йона Аберджиль лежал на полу гостиной, заливая кровью из носа свой роскошный костюм. Его пухлые руки и тощие лодыжки были скованы стальными наручниками, в сальный рот засунут резиновый мячик, а опухшее лицо было мокрым от слез.

Аберджиль-старший находился в общей комнате, напоминающей гостиную североафриканского полководца. Он не был связан, поскольку был прикован к инвалидной коляске. Отец знал, что старик страдает деменцией, но не исключал, что тот может привлечь внимание каким-либо другим способом. Например, через скрытый телефон. Или тревожную кнопку. Ты собирался проверить насчет них. Отец напрягся, почувствовав, что ситуация начинает усложняться. Кто придет сюда? Другие «Короли» или патруль вневедомственной охраны с правом стрелять на поражение – или, может, их дружки из полиции?

Все по порядку. Будь последовательным.

Как только он свяжет хозяйку, ему придется снова проверить старика. В отдалении слышались рыдания сиделки, лицо у нее покраснело от нервно-паралитического газа, которым он брызнул в нее, после того как сопроводил Йону Аберджиля и его женщину из гаража в дом.

Сиделка уже побежала к телефону либо пыталась добраться до одного из хранящихся на кухне пистолетов. Отец не понял, поскольку она не говорила по-английски. Общаться с ней было трудно, хотя его пистолет оказался более эффективным, чем любые хриплые увещевания, приглушенные тканью, прилипшей к его мокрому лицу. Но там было слишком много людей, слишком много комнат, слишком много телефонов, слишком много оружия.

Камеры?

Сиделка была связана шнурком от фартука на кухне, которая, как показалось Отцу, больше подходила ресторану для сверхбогачей. Нержавеющая сталь, медь, стекло и темные каменные плиты на полу вызывали у него робость. Но потом роскошь помещения разозлила его. Все это они имеют благодаря своему образу жизни.