Конечно, все люди разные и, как правило, человек далеко не сразу осознаёт и признаёт себя бомжом, не в один присест признаёт своё полное поражение. Он, разумеется, может протестовать, негодовать, возмущаться. — "Что?!.. Это я что-ли?!.. Это меня что-ли?!.. Да я!.. Да я!.. Я пойду вот туда-то и туда-то, обращусь вот по такому-то адресу, а потом — вот по такому-то!.. Если там не помогут — у меня ещё куча адресов имеется и друзей навалом; есть к кому обратиться! Вон, Иван Иваныч — ему палец в рот не клади, он все ходы и выходы знает! Сколько мы с ним водки вместе выпили!.. И Абрам Абрамыч — не лыком шит. И Спиридон Спиридоныч — тоже чего-то стоит. Я не какой-нибудь бомж зачуханный — законы знаю! У меня — где залезешь, там и слезешь!.."
И он ходит, стучится — в одни двери, в другие, в третьи… И везде ему вежливо улыбаются, слушают, ахают, охают, сочувствуют, советуют подойти завтра, послезавтра, через недельку, через месяц. А ещё лучше — обратиться туда-то и туда-то; а потом — вот туда-то и ещё куда-то. И он ходит, ходит, ходит. Стоит в очередях, объясняет, умоляет, носит всевозможные справки… И его опять вежливо выслушивают. Что? Принёс справку с круглой печатью? Молодец! Теперь тащи справку с квадратной печатью… Принёс? Ай да молодчина! Не то что некоторые!.. Сильно устал наверное? Много кабинетов обошёл? Ну а теперь обойди их опять — и принеси такую же справку, только с треугольной печатью…
Но человек пока ещё не отчаивается. Он же не бомж какой-нибудь! Он своего всё равно добьётся! Это бомжи не хотят колготиться — видимо им так жить нравится, кайф наверное ловят от жизни бродяжьей. Известно — под лежачий камень вода не течёт. Но он-то этому отребью не чета!..
И вот, стиснув зубы и вежливо постучавшись, человек входит в очередной кабинет. Зайдя, начинает говорить. Поначалу — не очень смело и не совсем складно, не подымая глаз. Но потом, не слыша возражений, смелеет, повышает голос, уже пытается жестикулировать, поднимает глаза и… упирается в оловянный, совершенно отмороженный, рыбий взгляд, равнодушной чиновной рожи, на лбу которой бегущей строкой выписывается мысль: "Ты — неплатежеспособен. Когда ты уберёшься? Много вас таких бродит…" Впрочем — рожа тоже достаточно вежлива. Она советует заглянуть через пару неделек, а ещё лучше: обратиться вот по таким-то адресам — и называются те заведения, в которых проситель уже побывал. Круг замыкается.
А деньги-то у человека рано или поздно заканчиваются. Одежда постепенно ветшает и пачкается. Если на дворе зима — где её постирать?
Милиция начинает с подозрением приглядываться (известно: у нас плох не тот, кто преступления совершает — а тот кто неважно одет). Скоро бить начнут. Вежливость чиновников быстро идёт на убыль. А друзья — все эти Иван Иванычи и Абрам Абрамычи, вкупе со Спиридон Спиридонычами — имеют свойство непостижимым образом испаряться именно тогда, когда их помощь действительно по-настоящему необходима.
Но существуют же, в конце концов, правоохранительные органы! Они что — не могут вмешаться, принять какие-то меры?!..
Отчего ж не могут? Очень даже могут.
Существуют, например, заведения, именуемые спецприёмниками. Это тюремки такие, в которых человека держат 30 суток, одним словом — месяц. То есть, если ты совершил какое-то правонарушение, то дадут тебе суток 10–15. Если ты ничего не совершил, а всего лишь обратился в милицию за помощью — будешь сидеть 30 суток. Считается, что за это время тебя "проверяют". На самом деле — просто используют как дармовую рабсилу. Проверить человека (не находится ли он в розыске, не оставил ли отпечатков пальцев на каком-нибудь месте преступления, и т. д., и т. п.), при современном уровне развития компьютерной техники, можно буквально за считанные минуты.
Через месяц, по выходе из спецприёмника (если ты "чист"), тебе должны, теоретически, выдать паспорт и помочь с трудоустройством. Но, разумеется, никому ничего не выдают и никому ни с чем не помогают. В приёмной депутата Бабушкина я видел целые толпы людей, отсидевших в спецприёмниках, без какого-либо результата в этом плане. И это ещё хорошо, если в том спецприёмнике не загорятся желанием повесить на тебя чьё-то преступление (ради улучшения статистики). В таком случае — пойдёшь по этапу.
Вот так, побившись как рыба об лёд, выдохшись, опустив руки от бессилия и пообщавшись с другими бездомными (а общаться придётся — куда ты денешься!), человек попавший в переплёт, начинает вдруг потихоньку с ужасом осознавать, что он, среди города, среди миллионов соотечественников — одинок и бессилен, словно в центре Сахары. И вокруг него — глухая стена.
Он узнаёт, что оказывается, другие бомжи не бегают и не хлопочут по разным инстанциям именно потому, что уже обошли их все, да не по одному кругу. До человека доходит кошмарная мысль, что он — обречён; что его смерть под забором, от голода, холода, болезней и побоев — лишь вопрос времени. И в глазах окружающих он — уже не человек.