После душа я развесил одежду, три дня служившую мне верой и правдой, на просушку и включил прикрученный к стене над кроватью телевизор. Смотреть было нечего. Я стал смотреть на улицу на освещенные окна дома напротив и представлять, как там живут люди. Несомненно, его обитатели были богатыми, несчастными, сопливыми и самоуверенными парижанами, жующими фуа гра. В какой-то момент мне стало завидно. Выключив телевизор, я лег на кровать и стал слушать звуки, доносящиеся из коридора. Старый линолеум и прогнивший под ним пол крякал, скрипел и делал слышимым малейший шорох. Французская речь и смех отскакивали от гулких стен и, проникая в ночь, порождали беспокойные сны.
Утром мы освободили свои номера и встретились в отеле. Слава богу, нам хотя бы не приходилось таскать с собой багаж – может, хоть в этом был какой-то смысл. Юджи как-то рассказывал нам, что в свое время жил у вокзала Лазар в Париже в течение девяноста дней, каждый день пробуя новый вид сыра. Вдохновила его на этот поступок фраза французского президента Шарля де Голля: «Невозможно управлять страной, в которой существует 365 видов сыра!»
Ну что ж, настал его день рождения – день, от которого мы все убегали. Настроение его нисколько не улучшилось, несмотря на чудесное яркое солнце, светившее в небе. Он жаждал снова отправиться в путь, но прежде решил показать девочкам город.
– Пойдемте! Убираемся отсюда! – раздраженно ворчал он. – Поедемте на экскурсию. Они должны увидеть Париж!
Это была классическая экскурсия Юджи: три машины в ряд, пролетающие мимо Лувра, Елисейских Полей к Эйфелевой башне, затем вдоль Сены до Нотр-Дама, обратно через реку с другой стороны к Елисейским Полям. «Смотрите! Смотрите! Смотрите!»
Когда мы объезжали Триумфальную арку, Нью-Йоркерша приблизилась на опасное расстояние к нашей машине, в руке ее был мобильный телефон.
– Скажите Юджи, что звонит Махеш!
– Юджи, Махеш звонит, – передал я сообщение.
– Я не хочу разговаривать с этим ублюдком! Мне плевать, кто звонит! Я не собираюсь ни с кем разговаривать!
Я жестом передал ей отказ и телефон исчез в машине, когда мы, прибавив скорость, понеслись в единственно знакомом Рэю направлении – к аэропорту. Наша катавасия продолжалась уже третий день, а Юджи был свеж как огурчик, и все с тем же напором подстегивал, покрикивал, попинывал Рэя. В то утро Рэй вовсе не был готов к войне. Он пробормотал что-то типа «тесны врата и узок путь», на что Юджи ответил: «…и посмотри, во что ты себя превратил!» Самообладание Преподобного дало трещину и рассыпалось. Услышав его тихую мольбу, я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что по его лицу катятся слезы.
– Юджи, пожалуйста, перестань.
Последовала долгая пауза.
– Хорошо, – мягко сказал Юджи. Затем добавил: – Мне все равно…
Позже Рэймонд прочитал мне всю цитату целиком: «Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» – цитата из Библии в Евангелии от Матфея 7:14.
Рядом с Юджи у нас всех было чувство, что мы так близко к воротам, но тропинка, по обеим сторонам которой зияла пропасть, оказывалась невероятно узкой. Думаю, присутствие некоторых из нас бросало ему вызов, чтобы дать нам «то, что есть у него», и он показывал нам степень, до которой мы не могли это принять. Рэй старался изо всех сил, и Юджи превратил его в месиво – так это выглядело для меня со стороны, однако никто никогда ни о чем впоследствии не жалел, я в этом уверен.
Некоторое время, пока Рэй пытался вернуть самообладание, мы ехали в тишине. Затем мы взяли направление на юг в Дижон, и постепенно Юджи вернулся к обычной болтовне. Он шутил по поводу знаменитой французской горчицы. В полдень мы остановились заправиться и поесть, и к этому моменту все вернулось на круги своя. Не могу сказать, что к тому моменту я устал от Юджи, но у меня было отчетливое чувство, что Рэй продолжал его провоцировать, резко останавливая машину, случайно заглушая мотор, ожидая ответа на вопрос, куда ехать дальше, или любым другим способом – как маленький ребенок, изо всех сил колотящий игрушкой, чтобы испробовать ее на прочность. Однажды после кофе-брейка, на выезде из парковки, Юджи начал громко ругать Рэя за его зависимость от него, а тот смотрел на него выпученными глазами со смешанным выражением отчаяния, непонимания, усталости и… желанием проглотить своего любимого гуру со скоростью лягушки, поедающей насекомое. Это был чудовищный образ уныния, печали, разочарования и неутолимой страсти. Между тем остальные, находящиеся в других машинах позади нас, скрежетали зубами, злясь на водителя, ворующего священное внимание в надежде на милость, которая должна была на него свалиться прямо с неба: казалось, внутри себя он даже высунул язык в ожидании повода лизнуть оголенный провод высоковольтной линии, чтобы покончить со своими мучениями раз и навсегда.
Наконец, чтобы разрушить чары, я сказал:
– За нами машины!