Пропащий

В одной из ссылок ему понравилось название «окулярная проекция». Он сказал, что людям, оперирующим этим понятием, он бы хотел задать один-единственный вопрос: «Где внутри меня происходит процесс создания образов?» После «катастрофы» эта способность у него исчезла. Было ли это место областью сознания, где не только создаются образы, но и поддерживается идея непрерывности личности? Он был не способен формировать образы людей, как только они исчезали у него из вида. Он говорил, что у него остались только слова, с помощью которых он мог описывать вещи, но образов не было. Понять это было нелегко.

– Я могу сидеть в этом кресле бесконечно. Мне не бывает скучно. Вам, людям, бывает скучно, потому что вы думаете, что где-то происходит что-то более интересное.

После «катастрофы» он, казалось, жил на краю безразличной черной дыры полного растворения.

– Я умираю постоянно. Кажется, вы не понимаете, что жизнь и смерть – это единое движение. Каждый раз, когда мысль возникает, она здесь выжигается. Похоже, вы не понимаете. Те ублюдки заложили в вас все мысли и идеи. Ничто из того, что вы видите, ничто из того, что вы переживаете, не является вашим собственным. У меня все то же самое. У меня нет ни одной мысли, ни одной идеи, которую я мог бы назвать своей.

Центральная структура создания образов разбилась в нем, как фарфоровая кукла, на мелкие кусочки, полностью перестроив биохимию его тела, после чего склеить его было невозможно. «Я как тот Шалтай-Болтай. Того Юджи восстановить невозможно. Он много раз пытался, но нет никакого способа заставить его продолжаться хоть сколько-нибудь».

По молодости он брал уроки йоги, чтобы справиться с болью переходного процесса, но в итоге понял, что они не помогают, – по его словам, энергия поменяла направление: она стала идти не снизу вверх, а сверху вниз.

– Вы не готовы совершить самоубийство, – сказал он своим друзьям в 1970 году. У Юджи не было суицидальных наклонностей, но в момент поиска страсть, с которой он искал ответ на вопрос, его готовность рискнуть всем в конце концов столкнула его с обрыва, и когда он обнаружил, что остался жив, оказался в новом, совершенно незнакомом месте.

– Старик намекал, что там ничего нет, – вспоминал он свой разговор с Джидду Кришнамурти. – Я представлял, что есть вершина, на которую я должен забраться. А он мне сказал: «Мальчик, тебе придется прыгать на равнине». Но я не мог.

Он описал опыт смерти, ставший предметом обсуждения в группе Джидду Кришнамурти в 1953 году, сделавший очевидной их тесную связь с учителем на тот момент. Он рассказал Джидду Кришнамурти о своем переживании смерти, на что тот несколько грубовато ответил: «Зачем ты мне об этом говоришь? Если что-то в этом есть, оно будет работать!» Тогда Юджи спросил, означает ли это, что ему стоит перестать ходить на беседы, и старик категорично ответил: «Ни в коем случае!» Это был Юджи, которого я не знал, – страстный ищущий, повинующийся каждому слову своего учителя.

– Оглядываясь назад, я вижу, что это… (переживание смерти) обладает собственной движущей силой.

Движимый этой силой, Юджи вылетел в забвение, как от удара молнии или неожиданного удара в лобовую. Беспричинно.

– Я мог сойти с ума. Мне повезло, что я не съехал с катушек.

Крепость физического тела и ригидность ума, возможно, спасли его от смерти или безумия. Иначе зачем он снова и снова повторял, что это унесло жизни тех святых и мудрецов, кто занимался медитацией всерьез?

После нескольких дней, проведенных в гостиной, меня снова начало охватывать чувство потерянности в каком-то нелепом мире. Я тратил время своей жизни, сидя здесь и слушая его бесконечные разговоры. Сбежав во двор, я садился под деревом и с удовольствием вдыхал воздух пустыни. Я не мог отделаться от мысли, что я буду делать, если вдруг все это продлится гораздо дольше. Я чувствовал, что хватаюсь за пустоту. Он не гнал меня прочь, он не просил меня остаться. Я был с ним по своей собственной воле, если таковая вообще имеет место быть.

«Настоящий учитель блокирует все выходы».

– Что такое личность и почему мы так защищаем ее? – спросил я его.

– Нет такой вещи, как личность, сэр. Весь этот вздор вам вбили в голову те негодяи!

Он постоянно предупреждал нас:

– Хватит болтаться тут. Вы потеряете вкус к жизни.

Это было более чем правдой.

А затем добавлял:

– Есть тонкая грань, отделяющая меня от сумасшедших.

– Что это за грань, Юджи?

– Нет такой вещи, как безумие!

Если он не был религиозным человеком, как так получалось, что все те немногие люди, которые приходили к нему, были вовлечены в духовный поиск? В чем еще заключалась его функция, как не служить духовному сообществу?

«Всякий, кто серьезно практиковал садхану, не может отодвинуть меня в сторону!»

На тему религии и духовных людей он был категоричен:

– Все преступники. Это работает в их жизни? Нет!

– Если вы выйдете отсюда и никогда больше не вернетесь, я буду самым счастливым человеком на земле!