Пропаганда 2.0

Особое внимание уделили этой ситуации все соседи России: Латвия, Литва, Эстония, Польша, а также Беларусь и Казахстан. Все они легко примеряли случившуюся ситуацию на себя и делали соответствующие выводы. Увеличивается финансирование, Литва меняет стратегию национальной безопасности, Латвия волнуется из-за финансовой подпитки извне русскоговорящего населения, Эстония открывает русскоязычный телеканал, чтобы противостоять российской пропаганде [1–3]. Эстония, кстати, оказалась первой страной, сайты которой подверглись массированной атаке в 2007 г.

И. Дарчевска (Польша) очертила следующий набор характеристик военной ситуации в Крыму [4]:

– отсутствие единой линии фронта, поскольку фронт может находиться как у себя в стране, так и в любой другой стране мира;

– информационное пространство является основным полем битвы;

– нет формального объявления войны, разница между миром и войной оказывается стертой;

– маскируются как реальные цели, так и присутствие официальных военных лиц;

– в борьбу включаются большие группы населения.

По поводу «создания врага» Дарчевска отмечает следующее: «В практике пропаганды это означает создание гиперболизированной картинки противника, означающей как внутреннего врага («предатель нации», «пятая колонна»), так и внешнего врага («загнивающий Запад»). Враг описывается с помощью языка ненависти».

Интересно, что в другой своей работе по «анатомии российской информационной войны» в качестве отдельных подразделов она рассматривает школу Панарина и школу Дугина [5]. Однако нам представляется, что это может выглядеть как «школы» только для внешнего наблюдателя, поскольку, как правило, на постсоветском пространстве отсутствуют переходы между теоретической и практической деятельностью.

Здесь же она говорит о пропаганде как об основном инструменте российских информационных операций. Важным нашим замечанием к этой точке ее рассуждений является то, что нам пока не удается четко разграничить пропаганду, информационную войну и информационные операции. Военные, кстати, уже не говорят информационная война, оставив этот термин журналистам, поскольку информационная война может быть только во время войны, а информационные операции разрешены и в мирный период. Так что этот термин более универсален.

Далее следует подчеркнуть, что перед нами не только отличие во времени: раньше была пропаганда, сегодня мы говорим об информационных операциях. Пропаганда, по нашему мнению, охватывает все население, а информационные операции – конкретный сегмент. Пропаганда имеет долговременный характер, а информационные операции – кратковременный. И последнее, как нам представляется, пропаганда скорее может быть направлена на свое собственное население.

Дарчевска пишет еще следующее: «Последние российские информационные баталии четко отсылают к тем, которые велись во время холодной войны. Они также проводятся в соответствии с социотехническими принципами успешной пропаганды, такими как принцип массированного и долговременного воздействия («оранжевая чума» и «бандеровцы» являются пропагандистскими стереотипами, постоянно повторяющимися с 2003 г.), принцип желаемой информации (русские и русскоговорящие люди ожидают, что их права должны защищаться, поэтому верят манипулятивной информации, что русский язык запрещен), принцип эмоциональной агитации (доведение получателя месседжа до состояния, при котором они будут действовать, не раздумывая, даже иррационально), принцип ясности (месседж упрощается, ипользуется черно-белая терминология, полно нагруженных слов, например таких, как русофоб), принцип предполагаемой очевидности (связь тезисов пропаганды с созданными политическими мифами: русская весна – это патриотизм, бандеровцы – это фашисты, Майдан – это хаос и т. п.)».

Дарчевска также говорит о провластных демонстрациях в Москве в поддержку аннексии Крыма: «Дезинформация с помощью действия эквивалентна вербальной дезинформации, используемой для целей пропаганды». То есть имеем вариант пропаганды и в рамках физического пространства.

Интересно, как все понимают, что все это пропаганда, в том числе и в России. Видимо, это связано с тем, что даже самая мощная пропаганда может разрушаться при соприкосновении с альтернативными источниками, обладающими нужным уровнем достоверности. Это могут быть, например, живые свидетели события, которое пропагандистские механизмы пытаются истолковать по-своему.

Правда, нам встретилось следующее наблюдение М. Урнова (Россия), моделирующее размышление потребителя российского телепродукта [6]: «Пропаганда – это когда Америка нам вещает то, что нам не нравится, ну а федеральный канал ведь плохого не скажет, правда?». Он считает, что россиянам было сложно, когда во времена Березовского не было единой точки зрения на всех каналах, сейчас же этого нет.