Пропаганда 2.0

При этом следует помнить и о том, чтобы и самим не скатиться в очередную конспирологию. Ведь именно конспирология дает самые простые и внятные объяснения, соединяя вместе раздельно существующие ситуации и объекты.

Доминирование идеологии присутствует везде, однако опасным становится интенсив этого доминирования, когда с помощью идеологии начинают решать не стратегические, а насущные задачи. С. Самадашвили, например, употребляет такой термин, как идеологический инжиниринг. Она пишет следующее [17]: «В дополнение к созданию новостей российские телеканалы также широко используют развлекательные жанры для пропагандистских целей. Военные победы и триумфы России стали центральной темой идеологического инжиниринга Путина».

Все это, несомненно, правда, но одновременно во всем этом инструментарии не так много нового. Новым, скорее всего, следует признать интенсивность и результативность этого воздействия, а также быстрое переключение на новые медиа. О троллях написано много для случая Украины, но есть и данные из Прибалтики [18–19], а также западные предложения [20]. Так что это общий инструментарий.

Но многие склоняются к тому, что гибридная война объединяет в себе старые компоненты, например, обычные, нерегулярные и террористические [21]. Именно их сочетание создает сложности. Украинские исследователи во главе с А. Ермолаевым подчеркивают большую неопределенность, связанную с гибридной войной [22].

Западные аналитики в этом плане более четко формулируют ситуацию [23]: «Гибридная война, известная как нелинейная война по-русски, является одовременно комбинацией и использованием многочисленных военных и невоенных государственных инструментов в конфликте, но их успешное использование покоится на эффективной кампании по ведению информационной операции, поддержанной координированными специальными операциями, ведущими нерегулярную войну. Нелинейная война включает в себя различные элементы обычной войны, нерегулярной войны, политические и даже экономические средства, но ее успех зиждется на первоначальной информационной операции, которую впоследствии используют силы специальных операций, когда достигают определенного уровня».

Однако есть и такая закономерность, что для разрешения нелинейных проблем не бывает линейных решений [24]. А все наши институты выстроены исключительно под порождение именно линейных решений, в этом особенность бюрократии.

У гибридной войны нет одного лица, оно все время меняется, в том числе и в информационном плане. Поэтому для оперирования с ней надо вводить так называемое упреждающее управление [25–27], когда будущие ситуации начинают проигрываться заранее. В противном случае реакция на происходящее всегда будет запаздывать.

В США о гибридных войнах первыми заговорили Маттис и Гоффман ([28–29], [3]). Это 2005 и 2009 гг. В 2009 г. Хоффман сказал, что современную войну характеризует конвергенция: физического и психологического, кинетического и некинетического, воюющих и невоюющих. Еще одна характеристика гибридной войны – это участие бойцов не со стороны государства. Государства также могут превращать свои обычные подразделения в нерегулярные и применять новую тактику.

В работе 2005 г., написанной совместно с Маттисом, они отмечают: «Конфликты последнего времени подчеркивают необходимость всегда помнить, что противник – это человек, у которого есть способность мыслить креативно».

В целом концепция оказалась вполне «успешной». Если в другой своей работе 2009 г. Хоффман предупреждал о грядущих гибридных угрозах [30], то в 2015 они заняли в списке угроз достойное место из-за изменений в международной структуре безопасности [31].

Интересно, что в политологии возник параллельный интерес к тому, чтобы экстраординарное поместить в рамки нормативной теории (см. [32] и ее российское преломление [33]).

Гибридная война берет на вооружение любые методы. Это оказывается возможным, поскольку главный игрок скрывается за «малыми игроками». Его сила как раз проявляется в том, чтобы постараться не проявлять себя. И огонь он вызывает не на себя, а на «малых игроков», которых активируют изо всех сил. Основные атаки в результате должны отражать они, а не он. И все это требует максимального напряжения «информационных сил».

Литература

1. Bertolin G. Conceptualizing Russian information operations: InfoWar and infiltration in the context of hybrid warfare // IO Sphere. – 2015. – Summer

2. Страхи россиян // www.levada.ru/18-08-2015/strakhi-rossiyan

3. Hoffman F. G. Conflict in the 21st century: the rise of hybrid wars // www.potomacinstitute.org/images/stories/publications/potomac_hybridwar_0108.pdf

4. Racz A. Russia’s hybrid war in Ukraine. Breaking the enemy’s ability to resist // www.fiia.fi/assets/publications/FIIAReport43.pdf

5. Berzins J. Russia’s new generation warfare in Ukraine: implications for defense policy // Journal of Military Operations. – 2014. – Vol. 4. – № 2