Голицын перечисляет в книге несколько неправильных западных мнений о перестройке, среди которых есть и понимание перестройки как внутреннего реконструирования. Он же считает, что перестройка должна перейти границы коммунистического мира и принести мировую победу коммунизму.
Интересным нам показалось и его замечание по поводу стихийных митингов: «Как студент института КГБ в пятидесятые автор часто принимал участие в инструктажах и «стихийных демонстрациях». Например, во время визита Тито в Москву десятки тысяч были собраны для формирования «стихийной, дружеской толпы» в аэропорту, на стадионах, улицах. Та же техника используется и сегодня, единственным отличием является то, что тогда режим был в пассивной форме тоталитаризма, сегодня он в активной форме тоталитаризма, сознательно копируя элементы западной демократии».
Как это ни парадоксально, поскольку прошло уже много-много лет, определенная достоверность в этих словах, несомненно, присутствует. Р. Пихоя вспоминает, например, как он 21 августа 1991 г. разбирал документы в ЦК КПСС [42]: «В здании ЦК сразу нашлось большое количество документов, рассказывающих о его деятельности. Очень много документов касалось хозяйственной деятельности: приватизации партийной собственности, того, как партийные деньги перекачивались в коммерческие банки, на счета либерально-демократической партии, которой командовал Владимир Жириновский».
Кстати, можно вспомнить, что Горбачев всюду выступал с рассказами об общеевропейском доме, что совершенно сегодня забылось. С 2014 г. он снова стал говорить об этом. Мы все вспомним его риторику, когда прочтем эти его слова [43]: «Надо возродить первое – интерес в наших общественных кругах в поддержку идеи возобновления строительства общеевропейского дома. Конечно, и в доме бывают драки, это мы знаем. Особенно в коммунальном. Но тем не менее – дом есть дом. Дом, а не театр военных действий. Это самое важное. Надо подключить людей, институты гражданского общества».
Все давно устали от этих слов, и, наверное, сам Горбачев уже забыл в каком контексте он начинал их произносить. По очередной имеющейся гипотезе тогда Запад готов был принять в Европу одну Россию, поэтому СССР стал сбрасывать со своего корабля и страны соцлагеря, и республики, причем в некоторых случаях для ускорения этого процесса были задействованы даже снайперы.
Сегодняшний мир, пройдя по кругу, вновь попал в ту же точку. Теперь уже Россия рассказывает о своих добрых намерениях по защите Русского мира. Но теперь ей уже слабо верят. Хотя аппарат пропаганды стал намного сложнее и тоньше.
П. Померанцев, например, констатирует [44]: «Зрители зачарованы российскими каналами. Кремль стирает границы между фактом и вымыслом. При подготовке «информационно-аналитических» передач используются кинематографические приемы, сенсационность подачи. Нагнетаются страхи, например, слухи о готовящихся в США планах этнических чисток на востоке Украины, создаются жуткие выдуманные истории вроде знаменитого рассказа о «распятом мальчике». Дезинформация укладывается в последовательную линию повествования. Новостные передачи концентрируются на военных действиях на Украине, западных заговорах против России и позитивных историях о Владимире Путине».
Такое интенсивное воздействие несет свои плоды. Единственным исключением стало отключение телеканалов в соседних с Россией республиках. В результате чего возникает определенный тупик пропаганды, которой всегда мало только своего населения, она хочет большего.
Что же возникает взамен? Практически ничего нет. А Любимов, сын М. Любимова, говорит [45]: «В чем себя исчерпал Путин как политический проект? В том, что он не способен создать условия для следующей эпохи. Переход в нее при нынешнем состоянии вещей может быть только двумя способами: либо государственный переворот, либо революция. Мне грустно и печально, потому что это моя страна. Она не Путина страна».