Пронзающие небо

Тут он метнул на Олю стремительный взгляд, и, обнаружив, что она действительно плачет, аж передёрнулся весь, и забормотал часто-часто:

— Ничего и не замышлял! Ну что ты?! Ну не плачь, не плачь!.. Ну что ты на коленях то… Что сердце то разрываешь?!..

— Простите, простите меня пожалуйста… — проговорила Оля…

Девушка действительно чувствовала раскаяние за то, что причинила ему боль, и вот медленно поднялась и отошла обратно, где сидели, во все глаза глядели на неё, Алеша и Ярослав. Жар был по прежнему встревожен — вслушивался в окружающие повозку, живыми тварями завывающие ветровые наскоки….

Минуты на две повозка погрузилась в молчание. Больше всех нервничал Свист — он вздрагивал от этого сильнейшего волнения; то глядел прямо перед собою, то метал по лицам окружающих взгляды в которых пылали самые разные чувства. Он всё силился что-то сказать, да не мог, и только лишь обрывки, заготовки слов вырывались из него; но вот неожиданно он обратился к охранникам:

— Хотите я вам про своё житьё расскажу, а?.. А то вам, наверно, шибко интересно, как это мог до такого состояния пасть человек. Вы то чай, хорошими себя почитаете, а меня мерзавцем?.. — он не получил никакого ответа, и продолжал. — Ну так и есть — за мерзавца… — ещё на полминуты воцарилось тягостное, воем бури скрученное безмолвие. Затем Свист продолжал. — А вот не стану вам ничего про себя рассказывать! Вы вперёд про себя расскажите…

— Сиди и молчи! — угрюмо прикрикнул на него охранник.

— А не стану я молчать! — взвился Свист. — Тягостно мне в молчании сидеть. И я вас прошу: слышите — это великое дело, чтоб Свист что-то у солдат просил. Я у вас прошу, чтобы рассказали…

— Молчи же!..

— А что — рот заткнёте?! Бить станете?! Хороши вы — скованного бить; а вот кабы в лесу повстречались…

— Молю! Молю! Не надо! — Оля с такой мукой взмолилась, что, казалось — сейчас падёт в обморок.

Охранники, чувствовали в её присутствии себя и грубыми и несведущими; хотелось хоть как-то загладить эту, невольно причиненную ей боль, и они действительно начали рассказывать о своей жизни. Оказывается — это было два брата; звали их Никита и Пахом… ну, и в общем — рассказали они самую обычную житейскую историю; как росли, как по лесу бегали, играли (с Дубградских окраин они были родом); какие у них хорошие, трудолюбивые были мать и отец. Рассказывая о своих родителях, братья расчувствовались… Они знали, что и дед их и прадед — все служили в дружинах, а потому, им казалось, что и их судьба предрешена, и были они рады этой предрешённости. Действительно: как исполнилось им двадцать лет, так, уже обученные владением клинком, копьём, а также кулачному бою на родимом дворе, они, сдав экзамены (на которых, помимо прочего, выявлялись и их умственные навыки) — братья получили новые красные кафтаны, и зажили той жизнью, которой жило в то время большая часть государевых воинов. Против ожиданий, жизнь эта не была насыщена какими-либо героическими свершениями, но напротив — текла размерено, хоть и не сказать, что скучно. Доводилось им и дозор на стенах нести, доводилось и именитых гостей иноземных по тракту сопровождать, от разбойников уберегать. Бывали они и в Белом граде, и самого нынешнего государя, Романа-темноокого видели…

До недавних пор и Никита и Пахом рвались в экспедицию, которую учинял один знатный и начитанный житель Белого града; корабельная эта экспедиция должна была сойти вниз по Ологе и дальше, через Тёплое море выплыть в Великий океан, искать острова, которые назывались Радужными, и которые ни раз уже наблюдали купцы, снесённые бурями далеко к востоку (однако же из-за окружающих эти острова сильных течений подплыть к ним так никто и не смог). Государь Роман одобрял эту экспедицию, и выделял к кораблю того горожанина ещё два лучших судна из военного флота; помимо моряков, на всякий случай собирали и воинов, но таких воинов, которые прошли бы весьма трудные экзамены — требовалось далеко не поверхностное знание многих наук, причём особое внимание уделялось географии. Никита и Пахом тщательно к этим испытаниям готовились, уже чувствовали в себе силы достаточные, но тут…

Когда дошли до этого места, голоса братьев притихли, а глаза залучились тёплым, даже и нежным светом — оказывается то чувство, о котором они словно бы и позабыли во всех этих своих военных восторгах, но которое столь естественно для каждого человека — полностью их захватило. Любовь!

Увлечённо, и часто перебивая друг друга, вот что поведали они об этом действительно достойном внимания знакомстве: