Пронзающие небо

Алёша уже знал, что, когда он вновь окажется в Мёртвом мире — его там будут ждать, приветствовать восторженными криками; и действительно — именно так всё и было — в глазах клокотал мрак, а кругом клокотали, накатывались на него, погребали под собою, эти восторженные, исступлённые вскрики, в которых чаще всего грохотало слово: "Вернулся!!!". С некоторым усилием ему удалось приподнять руку, и с гораздо большим усилием — припомнить на чём здесь остановилось безумное действо.

— Слушайте меня! — крикнул он и с болью, и с отвращением, и всё ещё не видя ничего, кроме клубящегося бесформенного марева. — Я не хочу слушать никакие ваши уговоры — не останусь! Если начнёте перечить — разгневаюсь. Ослеплю вас… — Чунг в подтверждение этих слов полыхнул золотистым светилом — послышались испуганные и восторженные выкрики. — Немедленно — ведите меня к этому вашему морю, перевозите! Я задыхаюсь! Воздуха! Во-оздуха!!!..

В том зале, в том громадном исковерканном, вывернутом дворце в котором он находился, вообще то не было так душно, чтобы так задыхаться — но к Алёше возвращалось зрение, и чудилось ему, будто нагромождения тех уродливых каменных форм, созиданию которых полностью посвящали себя эти карлики, надвигаются, сжимаются со всех сторон, и уже невыносимо тесно, он в острогранном каменном мешки, который сейчас раздробит его, подобно чудовищным челюстям. Сердце билось прерывистыми скачками, лёгкие, казалось окаменели — Алёша слепо выставил пред собою руки, и хрипел:

— Выведите меня! К морю! Скорее же!..

И тут золотистым туннелем осветил ему дорогу Чунг. Алёша, постоянно заваливаясь вперёд, что было сил побежал по этому пути, изворачивался от углов, от протянутых к нему рук… А ему вопили испуганно:

— Извольте помедленнее! Мы не можем так быстро!..

Алёша не помнил как, но он всё-таки вырвался из этого хаоса в хаос меньший — на улицу. Вокруг по прежнему топорщились острейшие углы построек, по прежнему проносились в безумном, каменном упоении массы, несущие острые камни, но над всем этим, хоть и тёмное, хоть и безжизненно застывшее, но всё же с плавными изгибами, напоминающее об ином, истинном небе, нависало небо тёмного мира. Некоторое время Алёша простоял, созерцая его, а тут уже подкатилась тяжело дышащая толпа, нахлынули перебивающие друг друга голоса:

— Не извольте так быстро! Поучите нас ещё хоть немного своей Божественной милостью! Хотя бы ещё одно чудо явите!..

— О, нет! Нет же! — в ужасе воскликнул Алёша, и закрыл лицо ладонями. Немедленно укажите мне, как пройти к морю!..

Испуганные возгласы:

— Как вам будет угодно! Вы только не гневайтесь…

И вот они повели Алёшу по улицам. Навстречу дул ледяной ветер, но он был не сильнее чем вьюга в привычном мире — для созданий с изъеденными лицами — это и вовсе было полным безветрием, и они хвалили погоду, замечая, что она должно быть, вызвана пришествием Бога, и одновременно отмечали, что, по всем приметам, в скором времени должна разразиться сильнейшая буря. Алёша старался не глядеть по сторонам, постоянно поторапливал своих провожатых, и всё шептал и хрипел: "Побыстрее бы уж… побыстрее бы…"; но всё же невольно замечал, что навстречу, словно бы и не замечая удивительную процессию, движутся бесчисленные кривые, угловатые фигурки, согбенные под тяжестью носилок, на которых высились острые груды камней тёмно-бурого цвета. Эти камни разносились по многочисленным боковым улочкам, и там мириады молоточков вбивали их в мириады углов, наращивали, подгребали один под другим, делали всё более хаотичными, противными естеству.

Алёша припомнил, что и в ином мире, на улицах Орёлграда, когда приближались они к пристани, видел подобное, и он выкрикнул сквозь сковывающий лёд, сквозь давящую на плечи холодную тяжесть отчаянья:

— Скажите — ведь эти бурые камешки везут с иного берега моря?..

— Да-да! С южной оконечности!.. А с севера это редкость — это как дар! — и тогда Алёше указали на груду светло-серых, исходящих холодом камней, которые бережно несли на необычных, круглых носилках.

— Ну, понятно, понятно. — горько усмехнулся Алёша. — Иллюзии! Горький, безумный сон! Вся ваша жизнь проходит в перетаскивании камней, у вас, оказывается, какие-то торговые отношения — камни чёрные меняются на бурые, на белые; быть может — ещё на какие-то?!.. Вы есть единый организм, который упал на это плато, и который судорожно скребётся окаменевшими, обмороженными руками, лепет из камня некое отражение своего бреда, агонии — это продолжается века — это жутко!.. Помочь вам?!! — он согнулся от очередного ледового приступа в груди, и, после тяжелейшего, мертвящего кашля, ему всё-таки удалось выпрямиться. — Я уже почти в таком же бреду как и вы… Что я могу?!.. Ну, раз вы считаете меня Богом — я Бог ваш приказываю: оставить всё и идти со мною ко Вратам…

Разом несколько голосов рассудительно заявили:

— После смерти, душа каждого из нас отправляется ко Вратам…