Пронзающие небо

— А, ну понятно… — устало, горько усмехнулся юноша. — Впервые в вашем угловатом мире появились плавные формы. Вам это кажется божественным чудом, для меня же это вполне естественно… Ну ясно, ясно — недавно хотели казнить, а теперь я уж Бог!

— Ещё! Ещё! — вытягивая к нему трясущиеся руки, выкрикивал ОН.

— Нет — я слишком устал. Поймите — я умираю… — Алёша в мучительной, страдальческой улыбке растянул губы, и, одновременно, распахнул окровавленными руками рубашку на груди — там всё было черно, и слабо колебалось в смертоносном пульсе медальона. — Мне нет ни времени, ни сил не только на то, чтобы ещё что-то выдавливать на этих стенах, но и на разговоры. Я должен идти прямо сейчас.

— Но мы не можем Вас отпустить! — вскрикнул ОН.

— В таком случае Чунг ослепит вас так, что до конца своих дней жалких так и останетесь слепцами. — Алёша указал на Чунга, который мерно, спокойно мерцал над его головою.

— Но как же мы…

— Будете брать пример с этой картины, будете перед ней благоговеть. — Алёша горько усмехнулся. — Выпустите же меня ко Вратам!..

Из глаз всех бессчётных, стоящих на коленях, выступили мутные слёзы, и кто-то проговорил мёртвым голосом:

— Тогда вас ждёт дорога через Море…

В это мгновенье Алёша был возвращён.

* * *

Алеша увидел Карп — владелец постоялого двора нервно покусывал грязный свой ус, и, видно — очень волновался, по раскрасневшимся его полным щёкам, одна за другой скатывались мутные капли пота; вот он обратился к Дубраву:

— Прежде всего и за ночное вторжение надобно извиниться… Извиняюсь, стало быть. Привёл вам ювелира…

Карп сделал шаг в сторону, и всем открылся скрюченный старикашка с длинным и кривым, почти как у Бабы-яги, носом, и с грязным треснутым очком которое висело на этом носу.:

— Вот, рекомендую! — затараторил наконец, придя в себя после нападения Алёши, Карп. — Самый лучший ювелир в городе, лучшего вы не найдете…

— Ладно, ладно… — остановил его Дубрав и протянул этому ювелиру перстень.

Ювелир схватил длинными кривыми, подрагивающими пальцами перстень и проковылял к столу освещенному огоньком трепещущем в светильнике.

— Так… — закряхтел он, приближая перстень к глазам, тут он хрипло закашлялся и перстень выпал из его рук под стол — слышно было как он покатился по полу, и завертевшись на месте, остановился в углу. Крякнув, словно самая большая и хриплая утка в мире, ювелир полез под стол.

Следующие несколько минут прошли следующим образом: Алеша, Оля и старец Дубрав с трудом сдерживая себя, чтобы не заткнуть уши от беспрерывной болтовни Карпа, который говорил еще быстрее чем раньше, явно нервничал, руки свои то скрещивал на полном своем животе, то прятал за спиной, весь раскраснелся; а из-под стола раздавалось сопение, урчание, теперь казалось, что не утка, а старый, облезлый пес вынюхивает там что-то.

Наконец раздалось победное сопение:

— Есть, нашел!

И вот вновь уже сидит за столом скрюченный ювелир и разглядывает перстень. Спустя несколько минут напряженного молчания он сказал так, словно приговор прочитал:

— Камень поддельный…

— Он не может быть поддельным — это подарок от человека который… — с жаром начал было Алёша.

— Но это очень хорошая подделка. — дрожащим голосом говорил ювелир, — очень, очень хорошая подделка, потому ваш друг и не заметил… Знаете дам вам за него двадцать… нет… десять рублей.

Карп подскочил к ювелиру, и, несколько не рассчитав своих сил, стал прихлопывать его по спине — ювелир длиннющим своим, острым носом ударялся об поверхность стола. Владелец трактира выговаривал скороговоркой:

— Раз он так говорит, значит, так и есть. Смею вас заверить — это лучший, честнейший ювелир в городе. Уж в чём, в чём, а в драгоценных камнях он понимает толк. Даёт десять рублей и радуйтесь — этого как раз хватит, чтобы оплатить ваш простой…

Алёша понимал, что всё это подстроено; что, пока ювелир ползал под столом, он уже заменил перстень на похожий, но с поддельным камнем, а настоящий — уже убран в его кармане. Если они и не согласятся на сделку, что ж — он унесёт подлинник, оставит подделку, налицо был хитроумный заговор.

Алёша смеялся и плакал одновременно, а с дрожащих его губ срывались слова:

— Теперь я понимаю!.. Этот мир, и мёртвый мир связаны гораздо более, нежели казалось вначале. То, что я вижу или даже и не вижу, но просто прохожу мимо в этом мире, видно и там, в Мёртвом. Вот скелет… тот исполинский скелет — теперь я уверен, что прах того безвестного покоился где-то в лесах, поблизости от Дубграда. Потом — Праздник Большого Полнолуния: здесь два мира переплелись ещё теснее. И, наконец — этот ваш постоялый двор и… тот дворец, весь переплетённый, хаотичный… Слушайте — а вы ж, вы двое, сцепленные в своём заговоре — вы правитель того жалкого мирка?..

— Что он такое говорит?! — испуганно воскликнул Карп, и, видимо забыв, что — это уже подделка, подхватил сильно дрожащей рукой перстень, и намертво сжал его в кулаке. — Я не потерплю, чтобы всякие безумцы…

Но Алёша не дал ему договорить — он сделал ему навстречу, и, видя, как Карп отдёрнулся, сжался, жаждя за чем-нибудь спрятаться — горько усмехнулся: