— О-о-лечка!!! — исступлённо, волком взвыл Алёша, бросился куда-то, но голова закружилась сильнее, ноги подкосились и он повалился на колени.
Алёшу окружали, бормотали что-то, теперь как раз вровень с его лицом, а он закрыл лицо руками, и согнулся весь, и стенал-стенал. Потом впились в его сознание такие слова:
— Этот Удивительный Призрак принёс вам в дар целые носилки камней А.
— Что? Целые носилки А? — ЕГО голос выражал и удивление и восторг. — Какой воистину щедрый дар… Где ж они? О-о-о! Действительно!..
В этих восклицаниях прогремел такой пламенный восторг, такое огромное чувство, что Алёша, несмотря на сильнейшее головокружение, всё ж отнял ладони от лица, и повернул голову. ОН совершил невероятное — без сторонней помощи соскочил со своих носилок, и проковылял к тем носилкам, которые сбросил (и сам того не заметил) Алёша. Его громадная, вся испещрённая острыми углами и впадинами туша склонилась, угловатая рука вытянулась, подхватила один из острых, непроницаемо чёрных каменных обломков, повертела перед глазами, выронила; подхватила ещё один — также выронила, потом ещё и ещё; глаза вытянулись двумя острейшими треугольниками, и голос резанул:
— Сокровище! Вот чудо! Спасибо! Удивительный Призрак принёс нам великолепный дар…
И тогда все сидевшие за столами захлопали так громко, что у Алёши заложило в ушах. От духоты, от тяжкого, нависшего смрада, но больше от хаотичного, бредового, противного гармонии переплетенья углов, у Алёши всё сильнее кружилась голова; подгибалось, заваливалось куда-то всё тело, и с кровавым клёкотом вырывалось откуда-то из самых глубин груди:
— Где же ты — Любовь?.. Где же?..
Словно из бездны адской взывал он к свету, и вот почувствовал, что сейчас в том ином мире, Оля почувствовала, сейчас появится её лёгкая, ласковая ладошка, подхватит — он снова хрипел:
— Нет-нет — не сейчас… Я всё-таки должен что-то сделать для них… Я в этом мире должен идти…
И он, испытывая отвращения, сквозь мрак неотрывно глядел на уродливый лик правителя этих коротышек. От вожделения жадности он стал ещё более уродливым, черты заострились до предела, треугольные глаза покрыла некая слизкая накипь, угловатые руки всё быстрее, со всё усиливающейся дрожью перебирали А, а изо рта вырывались бесконечные восторженные эпитеты…
И тут Алёша увидел, что руки правителя стали совсем чёрными, и всё понял, бросился к нему, и, подхватив, и отбросив в сторону довольно большую горсть А, вскрикнул:
— Ведь это же всего лишь Уголь!..
Тут же раздались возгласы, в которых чаще иных звучало слово «Святотатство», но Алёша не обращал на них никакого внимания — в подтверждение своих слов он подхватил один из острых камней, и, сильно на него надавливая, принялся водить им по полу — уголь оказался очень жёстким, спрессованным, но всё же хоть какая, хоть незначительная линия осталась.
— Вот видите — это всего лишь уголь! Это что ж для вас — величайшая ценность?! Ну скажите — в чём эта ценность заключается?! А?!! Ведь не едите же вы его?!! Впрочем, что ж это я хочу узнать какой-то смысл в ваших законах, когда никакого смысла и нет!! Почему на меня, Призрака, навалили этот дар, почему меня, а не безызвестных работяг начали благодарить?! Бред! Всё бред!.. И как же мне вам объяснить, ведь вы же…
И тут ОН дрожащим от злобы голосом вскликнул:
— Вот как мы используем А. Пусть Призрак перед смертью посмотрит. Расступитесь!..
Толпа гневно глядящих на Алёшу уродцев расступилась, и он увидел изуродованную безумным переплетеньем линий стену.
— А-а-а!!! — бешено рассмеялся он. — Стало быть, художествами занимаетесь?.. Углём чёрточки ваш внутренний хаос отображающие выводите?! Ну — сейчас я вам покажу, как надо рисовать!..
И с этим криком, он подхватил один из углей, и бросился к этой стене, к нему потянулись руки, и схватили бы, и не смог бы вырваться Алёша, потому что это всё были очень сильные, каменистые руки, однако ж тут паривший над ним Чунг полыхнул светом такой силы, что все они с криками, прикрыв глаза отшатнулись, а многие попадали на пол. Алёша не без труда нашёл участок стены, который был относительно свободен от «художеств», и из всех сил надавливая, начал выводить контуры дерева. Работа продвигалась тяжело, он в кровь изранил ладони, хрипел и надрывался, тяжело дышал — несколько раз леденящая злоба выворачивала его наизнанку, рука сильно вздрагивала… но он прикрывал глаза, и, до крови закусив губу, продолжал выводить дальше. Совсем забыл о времени, забыл о тех, кто стоял за его спиною — был только он и эта картина. Наконец, тяжело дышащий, взмокший, отошёл на несколько шагов назад, взглянул — конечно берёза вышла довольно плохонькой, перекошенной…
Что тут началось! Воздух буквально взорвался воплями: "ЧУДО! ЧУДО!! ЧУДО!!!" — и одновременно ветер, который до этого усиленно бил с одной стороны, переменил своё направление — принялся хлестать с другой. Алёша обернулся, и обнаружил, что позади него все, в том числе и ОН, стоят на коленях, и глядят своими округлившимися глазами то на него, Алёшу, то на отображение берёзы, за его спиною.