ProМетро

– Ну ты даешь! – Евгений снисходительно рассмеялся. – Это же контролер! Он не то что из мира в мир – он в ж… без мыла влезет и еще ручкой тебе оттуда помашет!

Я помолчал немного, честно пытаясь представить себе эту картину, потом спросил:

– И как долго, по-твоему, мы будем кружить по этому чужому кольцу?

– Да недолго, я думаю, – успокоил меня Евгений. – До полного оборота. Наши два кольца, как бы тебе объяснить… образуют что-то вроде ленты Мебиуса, только с двумя сторонами. Не понятно?

– Ага. А этот сосуд, – я легонько потряс бутылкой, закручивая остатки жидкости по часовой стрелке, – представляет собой что-то вроде бутылки Клейна, только с «Фетяской» на дне.

– Ну ладно. Тогда лучше сказать, что наши кольцевые линии пересекаются друг с другом, как обручальные кольца на капоте свадебной машине. Так лучше?

– Гораздо. И там, где они пересеклись в первый раз, мы въехали в… ууу!.. такой-то мир, а во второй точке пересечения вернемся обратно?

– Точно! И если я не ошибаюсь, это случится в районе «Новослободской».

– Так это же то, что надо! – обрадовался я и предложил немедленно выпить за верность.

– Легко! – согласился Евгений.

Тем временем вмурованный в стену динамик, это слуховое окошко, связывающее нас с внешним миром, решил дать новую пищу моей ностальгии и продолжил тему танцплощадок восьмидесятых нестареющей песней в исполнении бывшего солиста ВИА «Лейся, песня!» Коли Расторгуева, чей голос удивительным образом отличался от голоса нынешнего лидера группы «Любэ».

«Обручальное кольцо-о —
Не простое украшенье,
Двух сердец одно решенье —
Обручальное кольцо, о-о-о!..»

И так по кругу. А точнее сказать, по кольцу.

«Ну да, а еще – двух миров одно крушенье! – мысленно продолжил я. – Двух мозгов одно броженье! Двух… « – и мысленно закончил. Потому что песня гоже закончилась, оборвавшись на полуслове, и вместо нее начисто лишенный мелодичности голос авторитетно заявил:

Глава двенадцатая Станция «Северное Моргазмово». Уважаемые пассажиры, будьте о… и замолк так внезапно, словно говорящий упал со стула или подавился микрофоном.

– Будем! – согласно кивнул я и отшлифованным жестом поднес бутылку к губам. Только на последней трети движения я осознал его неуместность, повернул бутылку горлышком вверх и сощурился, чтобы всем стало ясно, что я просто рассматриваю этикетку.

На размышления об этимологии слова «Моргазмово», в котором одновременно мнилось напоминание о смерти, диагноз старческой болезни ума и что-то уж совсем интимное, у меня не было времени. Потому что, едва поезд остановил свой суетный бег и распахнул двери в мир, пусть и перпендикулярный, в вагоне появились три новых пассажира. Они вошли каждый в свою дверь, остановились в одинаковых позах посередине прохода и переглянулись, решая, кому из них следует начать то, ради чего они сюда явились.

Пока троица переминалась в нерешительности, я успел рассмотреть вошедших, как сказал бы мой недавний собутыльник, «в подробностях».

Бритоголовый парень лет восемнадцати, который появился в дальнем конце вагона, был облачен в голубые джинсы и длинную фланелевую рубашку. Пристроив дипломат на колено и сражаясь с неподатливыми защелками, он походил на шаолиньского монаха, практикующего стиль «цапли». Видно было, что ему хочется выругаться, но приклеенная к лицу дежурная улыбка не позволяет этого сделать.

Решительного вида мужчина лет тридцати в потертых вельветовых штанах и сером, под горло, свитере преодолел границу между мирами в средней части вагона. Грудь его пулеметной лентой пересекала лямка наплечной сумки. Подобным образом сумки обычно носят почтальоны и школьники с пятого по восьмой класс включительно. Мужчина был похож скорее на почтальона, нежели на школьника, он даже сжимал в кулаке свернутую в тугой свиток газету, от названия которой остались только закругленные буквы жизнеутверждающего «ДА».

Женщина, вошедшая в ближайшую к нам дверь, имела восточную внешность и неопределенный возраст. В руках она держала продолговатый предмет, закутанный в грязные обрывки ткани. Сама женщина, впрочем, выглядела немногим чище.

Парень в дальнем конце все-таки справился с капризными замками, не потеряв при этом лица. По-прежнему растягивая губы в улыбке, он извлек из недр дипломата нечто вроде автомата «узи» с огромным глушителем и непонятного предназначения шнуром, вырастающим из рукоятки. Мужчина в свитере повернулся в нашу сторону и поднял вверх руку с зажатой в кулаке газетой, отчего стал похож на протестующего кубинского патриота. Женщина неопределенного возраста с сомнением заглянула внутрь неопрятного свертка и слегка встряхнула его. Ничего не произошло. Тогда она обвела пассажиров вагона невидящим взглядом и пронзительно заголосила: