Прометей

--Не волнуйтесь, док. Именно это я собираюсь делать. Но вы не можете упрекать меня в излишней заинтересованности. Тем не менее я не берусь решать такие вопросы. Предоставляю это своему начальству. Указание, полученное мною в обители Святого Джейруса, не имеет ничего общего с теологическими рассуждениями; первым делом мы должны действовать.

--О'кей, о'кей,---сказал Холмъярд.---Значит, мы поняли друг друга. Итак, сегодня вечером вы собираетесь познакомить горовицев с огнем?

--Как только стемнеет.

Остаток дня Кэрмоди провел, обучая малышку Туту таким словам, как "дерево", "яйцо", "тыква", нескольким обозначениям действий, которые он ей продемонстрировал, и местоимениям. Усваивала она быстро. Кэрмоди не сомневался, что причина далеко не только в подражательной способности, как у попугаев. Чтобы убедиться в этом, он задал ей несколько вопросов.

--Ты видишь вот это дерево?---спросил он, показывая на большое фруктовое дерево, напоминающее сикомор.

Она кивнула---жест, который тоже был перенят от него,---и ответила своим странным птичьим голосом:

--Да. Туту видит это дерево.---И, прежде чем Кэрмоди успел сформулировать следующий вопрос, спросила, показывая на учителя:---Ты видеть Хута? Туту видеть Хута. Он горовиц. Я горовиц. Ты...

На мгновение Кэрмоди потерял дар речи, слыша лишь, как взолнованно завопил Холмъярд:

--Джон, вы слышите ее? Она научилась говорить и понимать по-английски! И за столь короткое время! Мы дали им язык! Дали им язык!

Кэрмоди слышал тяжелое дыхание Холмъярда так отчетливо, словно тот стоял рядом.

--Успокойтесь, мой добрый друг. Хотя я не могу осуждать вас за то, что вы так взволнованы.

Туту склонила голову набок и спросила:

--Ты говорить с...

--Я человек,---ответил Кэрмоди на предыдущий вопрос.---Человек, человек. И я говорю с человеком... не с собой. Этот человек далеко.---Затем, осознав, что она не понимает смысла слова "далеко", взмахом руки показал куда-то вдаль и ткнул пальцем в пространство вельда.

--Ты говорить с... человек... далеко?

--Да,---сказал Кэрмоди, торопясь уйти от этой темы. Как бы он ни старался, Туту пока была не в состоянии воспринять объяснение, каким образом он может переговариваться с кем-то на столь большом расстоянии, и поэтому сказал:---Будет время, и я объясню тебе...---И снова осекся, ибо не мог подобрать слов, дабы дать ей представление о времени. Придется заняться этим позже.---Я делать огонь,---произнес он.

Туту удивленно посмотрела на него, словно поняла только первое слово фразы.

--Я показать тебе,---сказал Кэрмоди, собирая пучки длинной сухой травы и обломившиеся сухие ветки.

Сложив их шалашиком, он наломал тоненькие веточки и запихал в конус шалашика. К этому времени за спиной у него собралась ребятня, подошло несколько взрослых.

Из кошеля под хвостом он вытащил огниво и кресало. И то, и другое Кэрмоди прихватил с корабля, ибо зоологи сообщили, что земля тут бедна минералами. Он показал их горовицам и с шестой попытки высек искру. Но трава не загорелась. Огонек затеплился лишь с третьей попытки и через несколько секунд занялся по-настоящему, так что пришлось подбрасывать в него ветки, а потом сучья.

Как только по хворосту заплясали первые язычки пламени, горовицы, стоявшие неподалеку с вытаращенными глазами, одновременно вздохнули. Но не обратились в бегство, чего Кэрмоди боялся, а стали издавать звуки, которые привлекли остальных. Вскоре за его спиной собралось все племя.

Туту воскликнула: "О! О!"---Кэрмоди принял это за выражение изумления или восхищения красотой пламени---и протянула руку, чтобы коснуться его языков. Кэрмоди открыл было рот, чтобы сказать: "Нет! Огонь плохой!", но тут же сжал губы. Как объяснить ей, что одно и то же явление может быть очень опасным и в то же время приносить огромную пользу?

Оглядевшись, он заметил девочку, стоящую в задних рядах, которая держала в руках грызуна размерами с мышь. Она так восторженно глазела на пламя, что забыла даже сунуть зверька в клюв. Протолкавшись к ней, Кэрмоди подвел ее поближе к огню, где все могли ее видеть. Пустив в ход самые убедительные жесты, он преодолел недоверчивость подростка и убедил отдать ему добычу. Содрогаясь от отвращения, он прикончил животное, ударив головой о камень. После чего, вытащив нож, содрал шкурку, выпотрошил, обезглавил и, заострив прут, нанизал на него тушку. Затем ухватил Туту за худенький локоть и привлек поближе к огню. Почувствовав обжигающий жар, она отпрянула. Кэрмоди не стал мешать ей, сказав лишь: "Огонь горячий! Жжет! Жжет!"

Она уставилась на Кэрмоди широко открытыми глазами, а тот, улыбнувшись, потрепал ее за хохолок из перьев и продолжил обжаривать мышь. Затем разодрал ее на три части, остудил каждый кусок и дал один девочке, владелице добычи, другой Туту, а третий вручил вождю. Все трое с опаской попробовали угощение и в голос восторженно выдохнули: "Ах!"