Пролог (Часть 1)

— Они сделают всё, чтобы остановить, нас!

— Это правда! Это правда, брат! — вторит ему толпа.

— Они сделают все; чтобы вернуть нас назад!

— Это правда! Это правда, брат!

— Они сделают все, чтобы спровоцировать беспорядки. Но мы пойдем на Вашингтон. Мы будем стоять там до тех пор, пока стены нищеты не начнут расти вниз. И это будет нашим последним мирным маршем, нашей последней мирной попыткой помочь беднякам в нашей самой богатой в мире стране. Если же мирный марш не поможет…

— Это правда! Это правда, брат!

200 пришельцев с севера ночевали в Нью-Йорке, в бывших солдатских казармах. А утром следующего дня они шли вдоль улиц негритянского и испанского Гарлемов — мужчины, женщины, дети — и пели:

Соединись с нами.
Идём к нам.
Помоги нам.
Пройди с нами вместе хоть немного.
Пройди с рами квартал.
Хоть полквартала пройди с нами!..

Люди сходят с тротуара. Идут по мостовой — квартал, два. Но некоторые дойдут до Вашингтона.

Из Нью-Йорка вышло уже не 200 человек, а 800. Восемьсот очень разных людей. И старики и молодёжь. Женщины с детьми в колясках, и с детьми на руках, и с ребятами, цепляющимися за платье.

Это очень непросто — марш на Вашингтон. Ведь марш — не только автобусы. Отсчитано пять миль пешком в Бостоне, ещё пять в Провиденсе, десять — в громадном Нью-Йорке, четыре — в Ньюарке, ещё четыре в Трентоне. Это немало — особенно для старых ног. И особенно для людей, которым некуда будет вернуться после марша, чтобы отдохнуть.

И все же они двигаются. И когда, покидая автобусы, идут по улицам очередного города, поют: «Я никому не позволю повернуть меня назад». Все поют. И ещё кричат: «Мы будем ходить по улицам Вашингтона, пока не получим, чего хотим и в чём нуждаемся, или пока не развалятся стены Капитолия». Это не стихи. Но они кричат эти слова хором. И после каждой фразы повторяют своё:

— Это правда! Это правда, брат!

В Елизабетвиле полиция отказалась сопровождать караван и показывать ему дорогу. Более того, полиция заявила, что караван должен двигаться по улицам, соблюдая полицейские правила и останавливаюсь на красный свет светофора. Уловка была очень простой, но могла стать вполне эффективной. Во-первых, водители не знали дороги. Во-вторых, остановки на красный свет означали, что через полчаса караван будет разбит на части, они будут отрезаны друг от друга и собрать их будет почти невозможно, караван развалится. Полицию долго убеждали, что так делать нельзя, это противозаконно. Полиция стояла на своём. Тогда организаторы каравана, посовещавшись, приняли тоже очень простое, но, как оказалось, очень эффективное решение — плюнуть на полицию, плюнуть на светофоры, регулировать движение своими силами. Так проследовали они через Елизабетвиль. Полиция не решилась пойти на открытый конфликт.

* * *

Тринадцатого они шли по Трентону. Шли не только по бедняцким районам. Шли по районам буржуазным.

Иди к нам.
Пройди с нами квартал.
Хоть полквартала пройди с нами!
Мы боремся не только за себя.
Но за всех.
Ты можешь помочь нам.
И ты можешь помочь себе тоже.

И снова:

— Это правда! Это правда, брат!

На них смотрели из окон. Переговаривались. Перешептывались. Но никто не двинулся с места.

А в Бостоне я слышал, как Абернети говорил: «Доктор Кинг превратил проблемы бедных в проблемы всего народа».

Роберт Террел, корреспондент из «Нью-Йорк пост», забежал на минуту в какое-то кафе, чтобы позвонить по телефону в редакцию. Не заметив его, за столиком продолжали разговор двое белых посетителей: «Ты посмотри на этих мау-мау[2]. Ты только взгляни на них. Пусть убираются обратно в Африку! А вон, смотри, и белая сука с ними! Обрить бы их всех наголо да вон из города!»

— Белые и чёрные вместе! Белые и чёрные вместе! — пели в это время люди, шедшие по улице.

Их уж не двести. И не тысяча. В северо-восточном караване уже около двух тысяч человек. Это уже не родник, не ручей. Это уже поток.

Координатор северо-восточного каравана — священник Джеймс Орандж. Это человек почти двухметрового роста. Вес и голос у него соответствующие.

— Если мы не добьемся в Вашингтоне чего хотим, мы пойдем к ООН, — кричит он, и мощный голос его слышен всем. — А после ООН мы пойдём на Уоллстрит и прихлопнем его!

— Это правда! Это правда, брат!

— Они говорят, будто мы ведем расистскую кампанию. Но мы ведем кампанию для всех бедных людей — чёрных, белых, мексиканцев, пуэрториканцев, индейцев. Все бедные, независимо от цвета кожи или расы, должны идти с нами. И мы их приветствуем!

— Это правда! Это правда, брат!

По-английски рефрен каравана звучит так: «That’s true! That’s true, brother!» Будто четыре глухих медленных удара в большой барабан и два быстрых удара — в малый. Чуть синкопированный ритм этой фразы стал ритмом каравана.

Сегодня, 14 мая, они пришли в Филадельфию. В пятницу будут в Вашингтоне.