Пролог

сойти за человека, если давать ему правильные приказы.

Гриффит вынул из кармана полицейский свисток и положил его на стол перед Атенсом.

- Доктор Атенс, верни Триад с задания. Проследи за обеспечением их физических нужд и

отправь в холодную комнату. Когда закончишь, иди в столовую и жди.

Атенс поднялся, взял свисток и вышел из комнаты, идя по коридору ко второму входу в дом.

Звук свистка деактивирует команду и заставит ее вернуться внутрь. У него было четыре отряда

Триад, всего 12 солдат. Они должны были бродить у леса вдоль заграждений или, крадучись,

двигаться возле бункеров, обучаясь держаться вне северо-восточной зоны отделения, вне маяка

и дома. Гриффит был согласен с тем, что они были достаточно эффективны для той цели, с

которой их разрабатывали. "Амбрелла" хотела получить солдат, которые убивали бы без

жалости, и сражались бы до тех пор, пока их в буквальном смысле не разносило на куски. Т-

вирус великолепно подходил для этого; с тех пор, как они увеличили скорость восприятия, на

создание объектов уходили часы, а не дни. После того, как их учили обращению с оружием,

Триады становились машинами для убийства, хотя, учитывая недавнюю жару, он не мог

сказать точно, сколько времени еще они будут оставаться жизнеспособными…

Гриффит обратил внимание на доктора Турмана, все еще улыбающегося и воняющего, как

раздутый младенец. Он даже выглядел, как младенец, пухлый и лысый, улыбка тоже была

невинной и бесхитростной, как у ребенка.

- Доктор Турман, иди в свою комнату и сними одежду. Помойся, надень чистую одежду,

потом иди в пещеры и покорми Ма7. Когда закончишь, иди в столовую и жди.

Турман поднялся, и Гриффит увидел, что обитый стул был весь в мокрых потеках.

- Возьми стул с собой, - сказал Гриффит, зевая. - Оставь его в своей комнате.

Когда он ушел, Гриффит сел напротив Алана, внезапно почувствовав усталость.

Преждевременная гордость, что он испытывал всего несколько мгновений назад, исчезла,

уступив место холодной пустоте.

"Мои дети. Мое творение..."

Вирус был так прекрасен, так великолепно работал, что он плакал, впервые увидев его.

Месяцы самостоятельных исследований, разделения Т-вируса и его эффект изоляции, и

кульминационный момент — первый микроснимок… и пока все остальные потирали руки над

своими военными игрушками, он нашел истинный путь к новому началу.

"И разве они ценят то, что я сотворил? Хоть один из них осознает, как это важно?

Обделывает себя, как отвратительный ребенок, как обезьяна, позоря мою работу, мою

жизнь..."

Гриффит посмотрел на Алана Киннесона, изучая великолепие его лишенных эмоций черт и

глаз. Доктор Киннесон в ответ посмотрел на него, ожидая приказа, что делать. Когда-то он был

нейрохирургом. В его комнате были фотографии жены и ребенка, маленького мальчика с ясной,

прекрасной улыбкой…

Гриффит внезапно содрогнулся, в полном смятении чувств, от ужасной, разрывающей

свистопляски закружилась голова, тысячи голосов что-то неразборчиво кричали, пробиваясь

сквозь реальность. На минуту ему показалось, что он сходит с ума.

"Сколько еще умрет от истощения, сидя в луже собственного дерьма, и ожидая приказа?

Миллионы? Миллиарды?"

- Что, если я ошибаюсь? - прошептал Гриффит. - Алан, скажи мне, что я не ошибаюсь, что я

делаю это во благо…

- Ты не ошибаешься, - ровно сказал доктор Киннесон. - Ты делаешь это во благо…

Гриффит уставился на него:

- Скажи, что твоя жена — шлюха.

- Моя жена шлюха, - сказал доктор Киннесон.

Без пауз. Без сомнений.

Гриффит улыбнулся, и страх улетучился.

"Смотрите, что я создал. Это дар, мое творение — это дар миру. Шанс для человечества

снова стать сильным, и милосердная смерть для всех существующих луи турманов, лучшая,

чем они заслуживают..."

Он слишком упорно работал, загоняя себя, и усталость добралась до него. В конце концов, он

лишь человек… Но он не мог позволить, чтобы усталая плоть снова возобладала над разумом.

Больше никаких тестов. Вместо этого он проведет день в хлопотах, готовясь к очищению.

Завтра на рассвете доктор Гриффит отдаст свой дар ветрам.

Глава 6

Карен Драйвер была высокой, даже долговязой, женщиной лет тридцати, с короткими

светлыми волосами, и держалась она серьезно, как-то по-деловому. В ее маленьком доме не

было ни пятнышка, он был практически стерильно чистым. Одежда, что она дала Ребекке, была