Пролетая над гнездом продаж

По-моему, из всех ехавших только я помнил, когда выходить. Мы вывалились на перрон, и, блеснув рондолем в улыбках наших попутчиц, поезд скрылся в дали. Дрюль устал, тем более что утреннее солнышко начинало припекать. Лето. На мое везение из поезда вышло двое питерцев, приехавших делать коммерцию на льне. Точнее, на изделиях изо льна. Общительность питерцев известна. Именно эта черта их и подвела. Они решили помочь мне и помогли. Мы до вечера болтались по городу, при этом Дрюль активно похмелялся, и нам отказывали в уюте. Мы давали взятку, но ее не брали. К ночи все же повезло. Под действием ночной прохлады, Дрюль воспрял, и в пятой гостинице мы смогли получить номер на четверых. Благодаря совершенно неожиданно открывшемуся дару красноречия Дрюля. Я так говорю, потому что свободные номера были на десять мест. Этот на четыре места был под бронью, и дали его нам только на двое суток. Дали, для того, что бы Дрю заткнулся. Дела делались по тем временам экстремально просто. Запишите рецепт. Алкоголь в неограниченных количествах, девки в такой же пропорции, все остальное – в промежутках. Мы так надоели гостиничному персоналу за каких то два дня, что нас прекратили пускать после 23-00 в номера, а так же не пускали в пьяном виде, с гостями, а так же отказались принимать постельное белье в стирку.

Однако проблемы решались просто. На заднем дворе гостиницы мы совместно с питерцами припрятали лестницу. Лестницу-чудесницу. Теперь вход и выход в гостиницу был доступен в любое время суток. Девки по этой лестнице лазили, словно солдаты Суворова на стены Измаила, дружно и сильно. До тех пор пока нас не попросили на фиг. Спасаясь от Дрю и вкусной водки, мы переехали в еще более ужасную гостиницу, потеряв при этом Дрю. Он нашел нас через сутки, приехав на такси с двумя девками. Радостно улыбаясь, он ввалился к нам в комнату с этими дамами. Одна была высокая с восхитительной улыбкой из рондолевых зубов, вторая – низенькая полная, со слуховым аппаратом. Вытащив мне в коридор, счастливый Дрю, улыбаясь, сообщил, задыхаясь от полноты жизнеощущения: «Братаны! Я нам баб привел!» Совершенно справедлив был господин Степанцов, написавший нижеследующие строки: «Были радостные звери мы, стали скользкие рептилии, я люблю тебя империя, царство грязи и насилия…» Несмотря ни на что, тогда в жизни была радость. Зачастую грубая и звериная, но все таки…

Вот так мы и радовались жизни, совмещали завтрак с обедом и питались исключительно под живую музыку. Местные музыканты с удовольствием играли заказываемые нами песни Шевчука, Гребенщикова и группы «Наутилус Помпилиус». Вечером мы посещали ресторанчик в местной гостинице «Интурист». Там была прелестная медовуха. Особенно запомнилось первое посещение. На входе нас остановил швейцар Филиппыч. Мы были без галстуков. Без галстуков было не положено. Нас так и не пустили, не поддавшись на наши увещевания и различные мздоимные предложения. Пришлось идти к питерцам. У них были галстуки. Потом конечно мы с Филипычем подружились. Пригласили за стол, угостили медовухой. Но в заведение мы ходили только в галстуках.

Своеобразным итогом этой деятельности, было посещение местной реки. Я, наняв катер, переехал на другой берег, где присев на поваленное дерево, любовался красотой северной природы. Дрюль же, совершенно разошедшись, чудил, «словно загнанный зверь». Подпоив персонал пристани, он гонял на катере с воплем: «….., Я – морской конь!», делая миллиметражи у опор моста, а когда его забрали менты, при составлении протокола он представился начальником партии. Менты поинтересовались, сколько же он выпил водки.

– Шесть бутылок!– гордо ответил Дрюш. У начальника ментовки, присутствовавшего на допросе, брови на затылок полезли:

–Этого человека надо отпустить! Это ж надо! Шесть бутылок!

В гостиницу он пришел утром и, не раздеваясь, лег спать.

Днем принесли меха. На реализацию. Была даже росомаха. Крайне редкая зверюга. Мантией из росомахи очень гордились польские короли из рода Ягайло. В Европе такого больше ни у кого не было. Охотники рассказывали, что две такие зверюшки медведя дерут. Меха было много. Два мешка.

На следующий день, выслушав мою занудную длинную лекцию «за жизнь», он клятвенно пообещал, что «больше не будет». Я настаивал на его немедленном отбытии. Он исчез и явился через пять часов трезвым и одухотворенным. Притащил иконку от пьянства. По-моему, неупиваемая чаша называется. Он действительно прекратил пить. Почти так же резко как начал.