И еще один образчик. «Перед всем миром разоблачается теперь презренная, предательская, бандитская деятельность Бухариных, Ягод, Крестинских, Рыковых и прочих правотроцкистов. Они продали нашу родину, торговали военными тайнами ее обороны, они были шпионами, диверсантами, вредителями, убийцами, ворами — и все для того, чтобы помочь фашистским правительствам свергнуть Советское правительство, свергнуть власть рабочих и крестьян, восстановить власть капиталистов и помещиков, расчленить страну советского народа, отторгнуть национальные республики и превратить их в колонии империалистов» (из речи по делу «Антисоветского правотроцкистского блока»).
Анализируя эти процессы с точки зрения юриста, бывший прокурор РСФСР и Председатель Верховного суда СССР А. А. Волин не понаслышке знавший Вышинского, рассказывал авторам: «Наивен был бы вопрос, осознавал ли Вышинский, что репрессии, искусственно облекаемые в правовую, законную форму, по своему политическому содержанию носят в общем превентивный характер, что «доказательства вины» обвиняемых в измене Родине, совершении террористических актов и прочих преступлений подобного рода добываются или жестокими, или коварными методами. По роду своей деятельности Вышинский знал это так же хорошо, как и сам Сталин. Они разыгрывали судебные процессы так же, как разыгрывают пьесы актеры. И в этом смысле Вышинский не может не разделять со Сталиным ответственность за грубейшие нарушения законности, чему нет прощения».
Глава четвертая
Прокуроры на плахе
Итак, начиная с 1936 года, когда прокурор Союза «успешно трудился» в своем уютном кабинете на Пушкинской улице, волна репрессий поднялась до критической высоты и неслась по стране Советов с невероятной скоростью. Во всех уголках необъятного государства производились массовые аресты, допросы с пристрастием, обычно в ночное время, а у попавших в застенки людей появлялось на всю жизнь клеймо «враг народа». Властям всюду мерещился пресловутый «правотроцкистский контрреволюционный» и даже «террористический» заговор. Военная коллегия Верховного суда СССР и «тройки» НКВД едва успевали пропускать людей через свои жернова. Многие процессы заканчивались трагически для их участников. Смертная казнь была наиболее распространенной мерой наказания по такого рода делам.
Жертвами репрессий стали также и многие честные, неподкупные, непримиримые к нарушениям законности прокуроры и следователи. Причем звание «коллега» не являлось смягчающим вину обстоятельством. С юристами поступали не менее бесчеловечно, чем с другими подсудимыми, а вследствие их особой осведомленности издевались над ними еще более изощренно, причиняли им неимоверные страдания и мучения.
Документы свидетельствуют, что в период массовых репрессий немало прокуроров пытались противостоять незаконным арестам, произволу следственного аппарата органов НКВД, фабрикации дел. При этом они, как правило, не находили поддержки в Прокуратуре СССР и лично у Вышинского. Более того, прокурор Союза сам ориентировал своих подчиненных на то, что по контрреволюционным делам соблюдение всех процессуальных формальностей вовсе не требуется. Совместно с Ежовым он даже подписывал письма на имя Сталина, в которых вносил предложение о направлении на места выездных сессий Военной коллегии для рассмотрения в массовом порядке дел в отношении так называемых вредителей и террористических групп. К письмам обычно прилагались списки лиц, которых предполагалось приговорить к расстрелу или заключению в лагерях на длительные сроки.
Впрочем, объективности ради надо сказать, что среди прокуроров находились и такие, которых не надо было подгонять и ориентировать на репрессии. Они, вместо того чтобы «блюсти закон», сами допускали незаконные действия, без промедления выполняли все требования работников НКВД, санкционировали аресты по непроверенным материалам, а то и вовсе по маловразумительным справкам или заочно, а иногда проявляли такое рвение, что даже Вышинскому приходилось их одергивать.
Одним из секретных приказов Вышинский запретил заочное рассмотрение дел «о социально-вредных элементах» на тройках НКВД, а в другом — предписал прокурорам аппарата Прокуратуры СССР производить аресты лиц, явившихся к ним по тем или иным вопросам на прием, лишь с его согласия или согласия его заместителей. Правда, было это еще до репрессий 1937 года.