Прокурор

— Замнем для ясности, — так же загадочно ответил Анегин. — Как вино?

— Изумительное!

Он с готовностью налил ей еще, не забыв наполнить коньяком и свою рюмку.

— Сегодня ваш день, и будем пить только за вас! — Анегин галантно чокнулся.

Второй бокал произвел на Флору еще более сильное действие. Все вокруг заиграло яркими красками, реальность исчезла, растворилась, тело потеряло вес. Она будто парила над землей. Евгений Иванович был словно где-то очень далеко и в то же время близко. Флора теряла суть и смысл разговора, они остались в памяти фрагментами. Она помнила лишь, что они перешли на «ты». Анегин спросил:

— Значит, ты не только девчонка-цветок, девчонка-море, девчонка-журналистка, но и девчонка-милиционер?

— Да, — кивала Флора так, что подбородок ударялся в ключицу. — И девчонка-милиционер. А откуда ты узнал?

— Ну как же, рыбак рыбака видит издалека, — подмигнул Анегин. — Сам не раз ходил с повязкой дружинника…

На нее нашло бахвальство, это она тоже помнила.

— А я награждена значком «Отличник милиции»! И еще…

Последнее, что осталось в памяти, — Евгений Иванович доливает себе из бутылки последние капли коньяка и предлагает прокатиться по ковыльной степи.

— Хочу на простор! В степи! — весело закричала Флора, вскочила и рухнула на руки Анегина.

Дальше — полный провал.

Она не знала, как очутилась в машине. Евгений Иванович усадил ее на заднее сиденье и сам пристроился рядом.

— Поехали, Витюня, проветримся, — сказал Анегии.

Берестов тронул «Волгу». Когда выехали из ворот, спросил, оглянувшись:

— Сморило?

— Слабачка оказалась… Давай в лиманы.

— Это можно.

Сгустились сумерки, Берестов включил фары. В окна врывался степной ветер.

— Флора, Флора! — нежно говорил Анегин девушке.

Голова ее болталась на его груди. Анегин страстно обхватил ее за плечи.

— Дальше? — спросил Виктор.

— Сворачивай, сворачивай, — прерывающимся хриплым голосом потребовал Анегин.

Виктор резко свернул с дороги.

— Милиционерочка моя, журналисточка… — задыхался сзади Анегин. Сейчас мы сделаем все, что надо… Тебе будет хорошо…

По просьбе Анегина Берестов затормозил.

— Выключай свет, — снова приказал Анегин. — И смотайся на время…

Виктор оглянулся. Распалившийся Анегин лихорадочными движениями расстегивал девушке кофточку.

— Слышь, Витюня!

— Евгений Иванович…

— Цыц!

— Опомнитесь, — более настойчиво произнес Виктор. — Испортите все. Себя загубите и…

Видя, что слова не действуют, он выскочил из машины, рванул заднюю дверцу со стороны Анегина. Тот вывалился на землю. Шофер, взяв его под мышки, помог подняться.

Анегин оттолкнул его и, чертыхаясь, отошел в сторону, некоторое время стоял, тяжело дыша.

— У нас, кажется, нарзан остался, — сказал он угрюмо.

Берестов принес ему бутылку. Анегин крепкими зубами своротил пробку и вылил шипящую жидкость себе на голову.

Когда в бутылке не осталось ни капли, он зашвырнул ее подальше, потом решительным шагом вернулся к машине и сел рядом с шофером.

Анегин не произнес ни слова до самого дома отдыха, только все время держал голову на ветру, высунувшись в окно.

В «Зеленый берег» приехали, когда совсем стемнело. Машину подогнали к самым дверям коттеджа журналистки, отвели ее в дом и устроили на диване, прикрыв одеялом.

Евгений Иванович опустил новую штору.

По дороге в город он вдруг протянул шоферу ладонь:

— Дай пять…

Виктор пожал ему руку.

— Да-а, — протянул Анегин, — если бы не ты, наломал бы я дров!

— Это точно, — кивнул Берестов.

— Ох и аппетитная же, стерва! — Евгений Иванович судорожно вздохнул.

— Клевая девка, — согласился шофер. — Куда?

— К Боржанскому на дачу… Только Герману о том, что было в лиманах… — Анегин положил руку на плечо шофера. — Ни гу-гу, ясно?

— Железно.

— За мной должок, — уже совсем весело произнес Анегин, хлопнув Берестова по плечу. — А за Казаком долг не пропадает никогда!

Подъехали к даче Боржанского. Анегин вышел из машины.

Пес, звеня цепью, огласил окрестность злым лаем. На крыльце появился Герман Васильевич. В дом с Анегиным они заходить не стали, а исчезли в саду, где говорили минут десять.

Потом вышли и сели в «Волгу».

— По домам, — устало приказал Анегин и, когда машина тронулась, продолжил, видимо, прерванный ранее разговор: — Так что, Герман, с крахмалом ни хрена не получилось.

— Уму непостижимо, — фыркнул Боржанский. — Выбил в Москве золото, малахит, яшму, а этакую ерунду!..

— Я же не могу его родить! Знаю, что фиговина, а попробуй достать! Я и так, и этак. Чего только не предлагал. А плановичка уперлась: нет — и баста!

Они некоторое время молчали. Это молчание неожиданно нарушил Берестов:

— А какой крахмал нужен?

— Да все равно — картофельный, кукурузный, рисовый… — ответил Евгений Иванович.

— И много?

— Хотя бы килограмм триста…

— Могу сделать, — предложил шофер.

— Нет, ты серьезно? — встрепенулся Евгений Иванович.

— Дружок заведует складом на кондитерской фабрике. Только…

— Ну, за этим, — потирая палец о палец, сказал Боржанский, — дело не станет.

— Да ты, Витюня, просто клад! — не удержался Анегин.

Когда подъехали к дому Боржанского, он, прежде чем выйти из машины, сказал шоферу:

— Разговор о крахмале — между нами.