Прокурор

— Все-таки с областного телевидения, — с уважением сказал Крутояров. — И не прохлаждаться, а работать приехали… А бывает, привезут иного нужного человека, тот всякие там обеды-ужины в домик требует, считает делом, само собой разумеющимся. Бог с ним, если сам шишка. А когда сынок его? — Гаврила Ионович махнул рукой. — Отдыхал тут один такой. Пьянки закатывал, девиц, мягко выражаясь, легкого поведения привозил… Сказал я Фадею Борисовичу, а тот: нужно, мол, брат, терпи. Папаша его сидит на фондах. Говорю: пусть хоть на чем угодно сидит. Не уберете — вот вам мое заявление. Не могу терпеть да и перед народом стыдно, перед рабочими… Заремба сам приезжал увещевать этого сопляка. А надо бы этому барчуку снять штаны да всыпать горячих!

— Выпроводили? — заинтересовалась Флора.

— Слава богу, сам досрочно умотал. Натворил в городе дел, в милицию попал. Ну и подальше от греха — в Москву, домой. — Крутояров вздохнул: Эхе-хе… В наше время таких порядков не было, чтобы из-за каких-то там фондов ублажать кого-то: коттедж отдельный, помидорчики свежие да виноград в столицу на самолете. — Он помолчал и неожиданно лукаво улыбнулся: Кстати, и из-за вас имел нагоняй…

— Как это из-за меня? — испуганно спросила журналистка.

— Что помешал, дескать, творчески работать, стеснил.

— Это когда у меня жила Надя Урусова с дочкой? Ну, знаете! возмутилась Баринова, — я скажу Фадею Борисовичу…

— И не Фадей Борисович это, и говорить ничего не надо, — отмахнулся Крутояров. — Я сам за себя умею постоять. До Фадея Борисовича при мне трое директоров фабрики сменилось. Никого не боялся. Другой будет — тоже не сдрейфим. — Он поднялся. — После чайку — обязательно в постель. И укройтесь потеплее. Тогда толк будет.

Флора сердечно поблагодарила Крутоярова и, когда он ушел, забралась в кровать под одеяло. Уснула она не скоро, перед глазами мелькали кадры будущего кинорепортажа.

Разбудил ее стук в двери, сначала робкий, потом более настойчивый. Она крикнула:

— Войдите!

На пороге появился Евгений Иванович Анегин. Через его плечо заглядывал Виктор Берестов.

— Флора Юрьевна, разве так можно?! — приложил Анегин пятерню к груди. — Мы с ног сбились — где вы, что…

— Да ничего страшного, — успокоила его девушка. — Немного перекупалась вчера…

— У нас же медпункт! В конце концов, нашли бы хорошего врача…

— Честное слово, Евгений Иванович, не стоило волноваться, — заверила его Баринова. — А врач и здесь оказался. Прекрасный врач! Я совершенно здорова.

— Честно? — недоверчиво спросил Анегин.

— Абсолютно.

Действительно, после чая с малиной и медом и сна она чувствовала себя бодрой, свежей.

— Ну, слава богу, — вздохнул Анегин и добавил: — И все-таки мы на вас в обиде…

— За что? — полюбопытствовала Баринова.

— Скрыть от нас… — он покачал головой. — Хорошо, ваш коллега позвонил с телевидения. Лядов.

— А, оператор…

— Да. Он передал вам поздравления. Мы к ним присоединяемся. — Анегин вынул из-за спины руку, в которой он держал букет пунцовых роз. — С днем рождения!

— Спасибо, — смущенно откликнулась девушка.

Она попросила мужчин на минуточку выйти, быстро встала, застелила кровать и привела себя в порядок.

Анегин и Берестов вернулись с двумя сумками. Видя, что на столе начали появляться фрукты и закуски, Флора воскликнула:

— Зачем, Евгений Иванович? Это я должна угощать…

— Вот когда я буду в гостях у вас дома — другое дело, — ответил Анегин.

— Так принято, — поддакнул ему Виктор.

К грушам, персикам, винограду, буженине, осетрине и крабам Анегин в довершение присоединил две бутылки — с коньяком и светло-золотистым вином.

— Годится? — с улыбкой спросил Берестов.

— Господи, как в лучшем ресторане! Если бы я знала, надела бы платье, — показала Флора на свой брючный костюм.

— Вы прекрасны в любом наряде! — прочувствованно произнес Евгений Иванович. — Прошу! — торжественно показал он на стол и, когда Баринова села, спросил: — Коньяк или вино?

— Нет, нет. Я вообще не пью. Но если уж… то, пожалуйста, вина… одну рюмочку… А почему вы стоите? — спросила Флора, обращаясь к Берестову.

— Витюне нельзя, он за рулем, — ответил за него Анегин.

— Машина — как невеста, — сказал с улыбкой шофер. — Нужно ухаживать. Отходить от нее надолго опасно — уведут…

И вышел.

Евгений Иванович произнес цветистый тост, в котором сравнил Флору с розой, морем, что плескалось за стеклянной стенкой, с вином, игравшем в бокале, и пожелал ей долгих счастливых лет.

Выпили. Анегин пил коньяк.

Вино было превосходное. Флора сразу же ощутила в себе какую-то легкость, воздушность, настроение было приподнято-праздничным, хотелось обнять весь мир.

— Я так вам благодарна, — призналась вдруг она. — Честное слово! Только есть один вопрос…

— Хоть тысячу! — с рыцарской готовностью откликнулся Евгений Иванович, радуясь тому, как быстро подействовала на Флору та щепотка порошка, которую он незаметно бросил в бокал вина.

— Разве можно быть одновременно цветком, морем и вином?

— Можно, — заверил ее Анегин. — Вы же совмещаете в себе журналистку и… — Он с загадочной улыбкой посмотрел на девушку.

— И что? — спросила она, заинтригованная.