Читаем Прокурор республики полностью

<p><strong>Аркадий Ваксберг</strong></p><p><strong>ПРОКУРОР РЕСПУБЛИКИ</strong></p><p><sub><strong>Документальная повесть </strong></sub></p>

Он не взошел на пик Ленина, но взошли другие по пути, проложенному им.

Ваксберг А. И.

Человек яркой, необыкновенной судьбы, обладатель двух университетских дипломов, блестяще образованным эрудит, Николай Васильевич Крыленко рано стал профессиональным революционером, деятелем большевистского подполья Он был одним из руководителей штурма Зимнего дворца. В первом Советском правительстве возглавил наркомат военных и морских дел, а потом и все Вооруженные Силы Советской России.

Выдающийся юрист, прокурор Республики, вдохновенный оратор, нарком юстиции СССР — таковы лишь некоторые вехи жизненного пути этого замечательного разностороннего человека, о которых рассказывает эта книга.

<p>«ХРАНИТЕ ГОРДОЕ ТЕРПЕНЬЕ…»</p>

Прозвенел звонок, возвестивший конец урока, и сразу же школьный коридор наполнился веселым гомоном, топотом ребячьих ног.

Застучали крышки парт, захлопали двери: скорей на улицу!

После промозглых ветреных дней наконец-то наступила весна. Люблинская весна с клейким запахом лопнувших почек и размыто-голубым небом над островерхими крышами старинных костелов и особняков.

Лишь в одном классе никто не сдвинулся с места.

Звонок раздался в тот момент, когда учитель, стоя посреди класса, упоенно читал стихи. Маленького роста, с волнистыми русыми волосами над высоким лбом, он казался еще моложе своих двадцати шести лет. Узкие бакенбарды, переходившие в жиденькую бородку, обрамлявшую его юное лицо, не придавали ему той солидности, к которой всегда стремились молодые педагоги.

Учителю истории и словесности люблинских частных гимназий Николаю Васильевичу Крыленко не было нужды завоевывать авторитет напускной солидностью.

Его уроков ждали как праздника. Не потому, что он прощал нерадивость и лень и щедро раздавал хорошие отметки.

Напротив, он был строг и придирчив. Рано повзрослевший, прошедший суровую школу жизни, он и на учеников своих не смотрел как на малых детей, разговаривал с ними как с равными. И спрашивал, как с равных.

Уроки его не походили на уроки в привычном смысле этого слова.

То, о чем он рассказывал, нельзя было прочитать ни в одном учебнике. И главное — читал стихи. Такие, которые едва ли найдешь и в богатой библиотеке. Читал, заражая своим волнением даже равнодушных к поэзии.

Вот и сейчас.

— Николай Васильевич, почитайте еще!

Его никто не зовет «господин учитель». В этом одном — вызов гимназическим порядкам.

— Ну, пожалуйста, Николай Васильевич, хотя бы Крыленко посмотрел на часы, покачал головой: до конца перемены осталось двенадцать минут. Будет скандал…

Ну ладно: семь бед — один ответ.

Милый друг, я умираюОттого, что был я честен;Но зато родному краю,Верно, буду я известен.

— Кто это? — пробасил с последней парты зачарованно слушавший учителя долговязый паренек, один из самых начитанных и смышленых.

— Добролюбов, — ответил Крыленко и пытливо обвел глазами класс, стараясь понять, говорит ли мальчишкам что-нибудь это имя.

— Кто, кто?..

— Добролюбов. Никогда не слыхали?

Класс молчал.

— Хорошо, я расскажу о нем на следующем уроке.

— А сейчас еще стихи! — умоляюще произнес долговязый.

И хором все подхватили:

— Стихи, стихи!

За плотно закрытой дверью школьный коридор гудел большой переменой. Со двора доносились возбужденные голоса, цокот копыт и тарахтенье коляски по мостовой.

— Ладно, вот вам стихи…

Известно мне: погибель ждетТого, кто первый восстаетНа утеснителей народа;Судьба меня уж обрекла.Но где скажи, когда былаБез жертв искуплена свобода?

— Рылеев… Рылеев… — раздалось сразу несколько голосов.

— Да, Рылеев, — подтвердил учитель. — Предчувствие не обмануло поэта. Он действительно погиб за край родной. Слова не разошлись с делами.

— А теперь Пушкина!

Это стало уже традицией. Каждый урок, чему бы ни был он посвящен, заканчивался пушкинскими стихами.

— «Во глубине сибирских руд», — медленно, тревожно начал Крыленко и почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Волнение его тотчас передалось ученикам — он прочел это по их напряженным, посерьезневшим лицам, по едва раскрытым губам, беззвучно повторявшим за ним величественные и горькие строки поэта:

Во глубине сибирских рудХраните гордое терпенье,Не пропадет ваш скорбный трудИ дум высокое стремленье.

Казалось, это не учитель дает урок литературы неоперившимся подросткам, а пламенный трибун выступает на митинге перед наэлектризованной его речами толпой…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии