Ярыгин закрыл за собой дверь и прошел в номер. Взяв попавшийся на дороге стул, он сел на него и, стараясь не смотреть на друга, сказал:
— Я ребятам звонил… в Москву! В свою «контору»… — Он поднялся и подошел вплотную к Оболенцеву. — Надеинов умер! — тихо произнес он.
— Как умер? — оцепенел Оболенцев.
— В Кремль его вызвали! А возвращался оттуда сам не свой, машину оставил… упал в переходе… и все…
Ярыгин с тревогой смотрел на темнеющее лицо Оболенцева, готовый в любой момент подхватить его, если тот не выдержит второго удара.
Но, как ни странно, Оболенцев взял себя в руки и уже обрел былую уверенность и способность быстро действовать и здраво рассуждать.
— Наши головы теперь недорого стоят! — глухо проговорил он.
Ярыгин даже растерялся.
— Что, Кирилл?
— Недорого, говорю! — повторил он.
Ярыгин, оставив Оболенцева, достал свой «стечкин», стал его протирать и смазывать.
— Постараемся их подороже продать! — усмехнулся он. — Кстати… Дело Юрпалова — красивое дело. Кирилл, выходи из игры, иначе тебя растопчут, как Надеинова. Борзовых они так и так не отдадут, хоть лопни.
— Ставки поздно менять! — растягивая слова, сказал куда-то в сторону Оболенцев.
— Ну что ж, ты свое дело сделал, а у меня руки чешутся! — неожиданно заявил Ярыгин, загоняя полную обойму с патронами в пистолет.
— Не дури! — одернул его Оболенцев, выхватив у него из рук «стечкина».
— Надоело! — злобно выкрикнул Иван и вскочил. — Разуй глаза! Нас стреножили! У них всё! А у тебя что? Только шариковая ручка!
Оболенцев молча сел за стол, достал несколько листков белой бумаги и стал писать:
«Генеральному прокурору СССР тов. Рекункову А. М. Рапорт…»
— Ты что надумал? — не унимался Ярыгин.
— Иван, борьба вступает в новую фазу. Я буду ставить вопрос лично перед Генеральным прокурором о лишении всей этой компании депутатской неприкосновенности. Вызови Розанова, пусть сегодня же с моим рапортом вылетает в Москву.
— Не обольщайся! И его, генерального твоего, так же схарчат. Твой Майер, ссылаясь на своих любимых классиков, сейчас, наверное, сказал бы так: «История понеслась вскачь, стуча золотыми копытами по головам дураков…» — Ярыгин сделал паузу и добавил: — Нас же, как волков, обложили… И плевать они хотели на все законы…
Оболенцев сурово посмотрел на друга и твердо сказал:
— Тэрциум нон датур. Третьего не дано!..
После смерти Ольги Оболенцев долго не мог прийти в себя. С Ярыгиным они побывали и на месте гибели Ольги. Обоим интуиция подсказывала, что это не несчастный случай, но доказательств не было никаких. Оба метались в догадках и казнили себя за то, что не сумели уберечь ее. Маховик самоедства порой так затягивал Оболенцева, что он ощущал себя если не убийцей, то его ближайшим пособником. И тогда желание вывести всех этих местных лордов преисподней на чистую воду захлестывало его. Он начинал работать с удвоенной энергией, чем вселял оптимизм не только в Ярыгина, но и во всех членов бригады. Иногда после работы он ненадолго приходил к морю и слушал, как шумит прибой. Это успокаивало. После чего шел в гостиницу, где до поздней ночи обсуждал с Ярыгиным дела.
В один из таких вечеров в дверь номера раздался громкий стук.
— Войдите! — сказал Ярыгин с такой интонацией, что Оболенцев добавил:
— Введите!
Дверь открылась, и в проеме показался один из артистов цирка, гастролирующего в городе-курорте.
— Москвичи! — сказал он торжественно. — Мы устраиваем отвальную. Завтра утром переезжаем в другой город. Просим вас составить нам компанию!
— Обязательно придем! — обрадовался Ярыгин. — Гитара есть? — спросил он на всякий случай. — Если есть, сыграю!
— Даже если нет, то найдем обязательно! — обрадовался циркач. — Так мы вас ждем!
— Ну что, двинем? — обратился Ярыгин к Оболенцеву, едва циркач покинул их номер.
— Нет, Ваня, иди один. Настроение не то.
Ярыгин хорошо понимал друга и не стал настаивать.
— Я приду попозже, — пообещал Кирилл. — Просто покажусь, но пить и гулять не буду. Не смогу. Ольга перед глазами стоит. Чувство вины не покидает меня…
— Буду ждать! — даже обрадовался такому решению вопроса Ярыгин и отправился прямиком на репетиционный манеж, где циркачи справляли отвальную.
Вокруг сдвинутых столов с внушительной батареей бутылок и обильной закуской толпилась цирковая братия, наполняя тарелки. Что-то вроде шведского стола.
Ярыгину обрадовались и сразу же налили стакан водки. Клоун, недавно репетировавший номер с собачками и обезьянкой, прокричал ему знаменитое: «Ин вино веритас!» — после чего Ярыгину ничего не оставалось, как выпить…
А Оболенцев, как только его друг исчез за дверью, рухнул бессильно на кровать и закрыл глаза.
Кто-то постучал в дверь, Оболенцев подошел к ней с очень недовольным видом, опасаясь, что пришли пьяные циркачи и будут его уговаривать пойти с ними веселиться.
Открыв дверь, он вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял тот самый молодой парень с короткой стрижкой, с которым он встретился в коридоре прокуратуры. Тогда этот парень сопровождал хорошо знакомого Оболенцеву государственного деятеля.
— С вами хотят поговорить! — коротко сказал парень.
— Сейчас?