Прокол

Двери снова закрылись. Всему на свете приходит конец. Даже нашей старушке Вселенной. И настал миг, когда Казимир убил антилопу — и не просто убил, а как и гиппопотам из телесюжета, перегрыз ей горло. Он бросил на песок голову с невероятно размочаленным огрызком с трудом перегрызенной им шеи и отпустил руку, державшую холку газели.

Казимир повернулся к дверям павильона, и я смог увидеть его анфас. Я увидел окровавленную гиппопотамью морду с повисшими на ней кровавыми лохмотьями, с прилипшими к ней обрывками кожи и сухожилий, его весь перепачканный вельветовый костюмчик, сорочку и галстук, никуда уже не годные, и заляпанные кровью брюки над ушедшими в песок и невидимыми ботинками, обшлагами лежавшие прямо на песке. Лицо его с по-прежнему сомкнутыми веками выражало безмерное страдание.

Мне вдруг значительно полегчало и я уже не испугался, когда началась последняя сцена этого дешевого спектакля.

Казимир, негромко подвывая, принялся раздеваться, брезгливо избавляясь от окровавленного тряпья, в которое превратилась его одежда. Разгоряченный и потный, он предстал передо мной в костюме Адама. Весь мокрый и выжатый, как лимон, тяжело дыша, Казимир приходил в себя после кошмарного приступа. Внезапно тело его прямо на моих глазах сначала порозовело, затем покраснело, и вскоре струи кроваво-красного пота буквально потекли по нему. Это могло впечатлить кого угодно, да только мне-то приходилось видывать раньше, как потеет гиппопотам, когда его кожные железы обильно выделяют красно-бурый секрет, предохраняющий кожу от высыхания.

Поразительно, но дух всей этой страшной оперетки и особенно вот этот кроваво-потный заключительный аккорд так явно несли на себе отпечаток натуры покойного (покойного ли?) профессора Джестера Дёрти, обрисованной в нескольких словах доктором Хабблом: «великий эксцентрик, шутник и мистификатор». Но в жутковатом фарсе присутствовала, несмотря на всю его трагичность для обреченного Казимира, и изрядная доля пошлости и кича. И пошлость дешевого спектакля неотвязно ассоциировалась у меня почему-то с застреленным мною Индюком, с его гнусными бородавками, с самодовольной шустростью бодренького шныря.

Измотанный и деморализованный Казимир тем временем проследовал к раскрывшимся самим собою дверям, вошел в смежную с его кабинетом комнату и прошмыгнул в одну из дверей, из-за которой вскоре раздался шум воды, а затем совершенно неожиданно донесся нормальный человеческий голос Казимира:

— Приступу конец, Саймон — ведь вы назвались Саймоном, не так ли? Вы — человек! Проходите в кабинет, садитесь и ждите меня. Ничего не бойтесь. У нас с вами есть около часа для разговора. Ну, идите же, прошу вас. Говорю вам, вы выдержали.

Я не стал навязываться потереть ему спину, а он не попросил меня об этом. Возможно, Казимир имел электроспинотер — вроде того, что советовал приобрести Эдди Лоренс перед тем, как откинуть мне мозги на дуршлаг. Стоимостью в шестьсот монет. Цена без мочалки.

И я, облегченно вздохнув, прошел в кабинет.

15

Только сейчас, понемногу приходя в себя, я смог рассмотреть кабинет Казимира.

У фальшивого окна с видом на унылый сарай и гараж на грязном дворе стоял тяжелый и массивный старомодный письменный стол с пачками листов писчей бумаги на нем; со старинной модели, но новой, с иголочки, пишущей машинкой; с уютной настольной лампой. Рабочий стул у стола, уже знакомые два кресла для отдыха посередине. Прекрасное старинное бюро с латунной фурнитурой, также, как и стол и лампа, создававшее неповторимый уют. Небольшой низкий квадратный столик. Телевизор с комплектом видеоаппаратуры и другими причиндалами в углу и — стеллажи, стеллажи и стеллажи, забитые книгами, книгами и книгами, — по всему периметру кабинета, лишь в одном месте оставляющие открытым доступ к знакомым уже дверям, застекленным матовым пупырчатым стеклом. Только вентиляционный люк футах в шести-семи от пола, из которого я «вылупился», смотрелся здесь несколько странновато. Впрочем, как и я — со своим атлетическим телом, облаченный в специальный комбинезон, со своим любимым «спиттлером» и особенно с притороченным на манер парашюта и обмотанным темной накидкой портфелем за спиной.

Интерьер кабинета совершенно не вязался с наружным обликом базы дёртиков… Вот именно — дёртиков. И, в общем, не стоило чрезмерно расслабляться. Почему я доверился этому монстру с гиппопотамьей башкой? Но жребий брошен, Рубикон перейден, двум смертям не бывать, одной не миновать — или через час я все узнаю, или меня, как Чмыря, элегантно спустят с горки.

Я развернул кресло, уселся так, чтобы видеть матовые стеклянные двери и принялся ждать, готовя себя к дальнейшим неожиданностям и сюрпризам. Так прошло минут пятнадцать, это мне начинало не нравиться. Но вот наконец двери раскрылись и вошел Казимир. Я облегченно вздохнул и сказал просто чтобы не молчать:

— Я думал, вы не придете. Или придете, но вместе с вашим таинственным Кэсом Чеем. Или он придет один.

Казимир, одетый в точно такой же вельветовый домашний костюм, только серого цвета, пристально посмотрел на меня.