Прокол

Выступать в поход время ещё не пришло: похороны кукол проходят вечером, после ужина и сортира, как рассказывал несчастный Роки (сам-то я не помнил, во сколько меня хоронили). Только после окончания похорон путь к тренировочному городку через склон холма и пустырь станет свободен.

Но я медленно начал двигаться к опушке, рассчитывая подождать там. Возможно, сегодня дёртики никого не убьют на плацу, и похороны не состоятся. Да это знает только Бог. А я не Бог и буду лежать на опушке до тех пор, пока не удостоверюсь, что путь свободен.

Когда лес поредел и чуть-чуть расступилась тьма, я стал максимально осторожен, так как выходил на опушку.

Постройки тренировочного городка отсюда не просматривались, лишь небо над тем местом слегка подсвечивалось его, видимо, немногочисленными, огоньками. Но склон холма с кладбищем был обращен ко мне, и похороны убитых кукол не остались бы не замеченными мною.

Время тянулось медленно… Но вот я с трудом разглядел темный, темнее ночи, силуэт, появившийся над пустырям. Через несколько секунд мертвенно-белый свет упал от звездолёта на землю и вместе с ним стал перемещаться к склону холма.

На склоне происходило какое-то движение, раздавались приглушённые расстоянием звуки. Вот так всего лишь сутки назад совершалось, вероятно, и мой погребение.

Наверное, целый час прошёл, пока завершилась процедура. Затем неподвижно висевший всё это время звездолёт переместился чуть правее, видимо, в сторону парковочной платформы, на которую пару дней назад выводили меня из «харвестера». Ещё через несколько минут звездолёт поднялся высоко над горизонтом и поплыл на северо-запад, где находилась база дёртиков, вскоре погасив прожекторы.

Где-то с полчаса после этого я выжидал и затем, постепенно вводя себя в рабочий ритм, направился в сторону городка, забирая одновременно чуть левее, чтобы, выйдя к колючей проволоке ограждения, оказаться напротив туалета.

В городке не было собак, и это значительно облегчало мою задачу. Что-то им, как и лесным зверушкам, которых не было в лесу и в помине, мешало существовать. Собственно, и собаки не стали бы для меня непреодолимым препятствием, только вся эта эскапада растянулась бы на много дней.

Недалеко от изгороди я ещё раз залёг, высмотрел охранника, рассчитал время и бесшумной тенью, словно ниндзя, просочился за проволоку, волоча за собой, как небритый, босой, голодный и оборванный бродяга — а именно так я и выглядел — узел со скафандром.

Двери дощатого сортира были обращены к плацу, а на его задах, со стороны ограды, теснились стоящие бочки, наполненные мелом, купоросом и алебастром, и бочки, валявшиеся в беспорядке — из-под бензина, дизтоплива и машинного масла. Здесь же обрезки досок, разбитые ящики, размокшие и рваные картонные коробки, куски рубероида и другой хлам. Все это сконцентрировалось в основном в очень большой, плоской и пологой воронке, примыкавшей к туалету и начинавшейся почти сразу от тыльной его стены.

Воронку или ров сделали нарочно: туда должны были просачиваться и перетекать нечистоты из выгребной ямы туалета — тем удлинялись периоды между его чистками и облегчались последние. Через неё я буду уходить после того, как выполню задуманное, это я уже продумал. А проникнуть в туалет мне надо через одну из входных дверей, которых имелось две: так будет легче сориентироваться перед началом поисков.

Забравшись в густую тень с торца сортира, я развязал рубаху, которой был спеленут скаф и потихоньку облачился, не закрывая пока лицо маской. Рубаху я оттащил в воронку и спрятал среди хлама. Затем вернулся в тень у торца, осмотрелся и прислушался.

Городок спал. Редкие фонари, тусклые и тоскливые, безуспешно боролись с темнотой. Небо, изменившееся с утра и затянувшееся тучами, нависло над землёй низко-низко.

Охранник, которого я старался не упускать из вида, бездарно стоял или сидел на одном месте, чавкал жвачкой, курил. Наплевать ему было на всё. Какой дурак полез бы, да ещё ночью, в этот страшный городок, тем более в этот гнусный сортирный барак? Да и кому тут лезть: местное население явно отсутствовало, хотя какие-то домики я заметил ещё, так сказать, по приезде.

Выждав минуту, я в мгновение ока оказался внутри туалета.

Смрад вшивой латрины заполнил мои лёгкие, но маску я пока не закрывал, так как хотел сначала осмотреться. Стараясь не шуметь и не топать, подошёл к той дыре, над которой сидел более двух суток назад. Но через неё мне не удалось протиснуться, и я перешёл в другой конец помещения, где ещё раньше приметил большое отверстие с обломанной доской на краю его.

«Ну что же, вперёд — и выше!» — сказал я самому себе, надвинул маску и соскользнул вниз.

Чавкающий, плотный шлепок — и я, Айвэн Фул, он же Ивэн Симпл, по прозвищу «Фэгот» — «Лохматый растрёпа», он же «Гуттаперчевая душа» — оказался по уши в дерьме.